— Не успел, что ли? А показания потерпевших?
— Ничего не скажут. Я их запугал. Слушай мою версию. Сюда вошел грабитель, я шел мимо и потребовал, чтобы он прекратил. Он в страхе обосрался и убежал. Вонь чувствуешь? Еще не выветрилась. Можешь занести ее в протокол — это улика. И ничего другого ты не услышишь.
— А где же труп? Или ты хочешь сказать, что он ушел живым? — недоверчиво покачал головой патрульный.
— Я не стал его убивать. Подумал о его старушке-матери, малых детушках и все такое…
— Стареешь, — покачал головой патрульный. — Протокол будем составлять?
— Сам составишь. Запиши данные хозяина и займись работой. В Москве антитеррористическую операцию проводят, а вы болтаетесь тут без дела. Давайте, братцы, валите отсюда на фиг.
Крюков вытолкал патрульных на улицу и вернулся в магазин.
Хозяин ждал его с удвоенным почтением:
— Так вы из ментовки? В смысле из милиции?
— Как ты угадал? — усмехнулся Крюков. — За это разрешаю перекрасить крышу на магазине в красный цвет, чтобы все знали. Слушай, Сеня, а не посидеть ли нам прямо тут? Что-то я сегодня устал, расхотелось мне куда-то пилить. Ара, у тебя подсобка с плитой есть? — спросил он у хозяина магазина.
— Э, зачем подсобка? У меня кафетерий вон за перегородкой! Проходи, садись, дорогим гостем будешь!
— Что-то меня сегодня все посадить обещают? Ну как, Семен, остаемся?
— Я не против, — согласился Зелинский. — Только мне что-то жрать захотелось. Чего-нибудь основательного. Пельмешек, что ли?
— Сейчас мигом сообразим, — заверил хозяин. — Имеются пельмени фирменные, итальянские. Мне их из соседнего ресторана возят. У них свой цех.
— А водка непаленая имеется? — поинтересовался Крюков.
— Обижаешь, начальник! На выбор пять сортов.
— Тащи любую, только чистую — без примесей и подкраски, — распорядился Крюков. — И музычку заряди. Что-нибудь томно-лирическое. Можно классику.
— Классику? — переспросил хозяин. — "Лед Зеппелин" подойдет?
— Лид Цепелин? — переспросил Крюков. — Самое то, что надо. Если можно, второй диск. "Ливинг Ловинг", "Моби Дик" — моя чистая детская любовь.
* * *
В процессе насыщения оба почувствовали, что депрессия окончательно отступила, даже из уголков подсознания. Когда в бутылке осталось совсем немного, Крюков спросил Зелинского:
— Слушай, а почему ты не требуешь у меня отчет по своему делу?
— Не хотел мешать. К тому же я не думал, что у тебя уже есть результат.
— Результат есть, — признался Крюков. — Но довольно расплывчатый.
Чего-то я не схватываю.
— Расскажи, — предложил Зелинский. — Может вместе разберемся.
— Механика дела мне ясна, — начал Крюков. — Но меня настораживает одно обстоятельство. Корни, сто пудов, уходят в твой банк. Когда я затребовал по официальным каналам самую безобидную информацию, на меня тут же наехали ребята из одной рядом стоящей конторы и больно надрали уши. Расскажи мне поподробнее о своем банке. Он что, секретный?
Семен помолчал, собираясь с мыслями. За это время Крюков разлил остатки водки и сходил еще за одной бутылкой.
— Отчасти ты прав, — подтвердил его подозрения Зелинский. — Мой банк работает под контролем. Эти ребята подгребли его под себя совсем недавно. Зажали намертво, но мягко. Как плоскогубцами через шелковый платок. Сказали — не пожалеешь. Но я сначала пытался вывернуться. Тогда они через компьютерную сеть влезли на счета моих клиентов и ополовинили их.
— И ты не мог на них заявить?
— Они не просто взяли эти деньги, они мне же их и подбросили. В мой банк на мой счет. Ловушка для полного идиота, но она сработала.
Потом мне сделали предложение, от которого я не мог отказаться. Или на меня заводят уголовное дело, или я отхожу под их крышу. В первом случае я пожалею, во втором нет. Посадить бы меня не посадили, дело было сфабриковано слишком грубо, но как банкир я бы кончился. Что мне оставалось делать?
— Выбрать второе. Надеюсь, ты действительно не пожалел?
— Как тебе сказать? С одной стороны у меня не стало никаких проблем. Мне вообще ничего делать не надо. Но когда я изредка заглядываю в бумаги, мне становится страшно.
— И что же тебя так пугает?
— Мой банк работает без маржи. Представляешь?
Крюков задумался:
— То есть ты берешь кредит под десять процентов и даешь кредит под десять процентов, покупаешь доллары по двадцать пять рублей и продаешь их тоже по двадцать пять рублей. Как тот еврей, который покупал яйца по десять копеек, варил и продавал по десять копеек. Так? Но у него оставался бульон и сам он был при деле. А что у тебя?
— Бульона нет, но я тоже при деле. И не я один. Мне платят больше, чем я получал, когда банк был моим. Мы все получаем очень хорошие бабки. Я бы даже сказал — слишком хорошие.
— А откуда доход? Как я понял, твои новые друзья живут еще лучше тебя, хотя и тебя содержат не в черном теле.
— Они заявляют, что поскольку мы проводим бюджетные деньги, то государство просто платит нам зарплату, — пояснил Зелинский.
— Банкиры-бюджетники? Оригинально. К тому же миллионеры! — рассмеялся Крюков.
— Самое странное, что это так и есть, — кивнул Залинский.
Крюков постарался представить себе как это выглядит. Деньги отдельно, товар отдельно. Да, папаша Маркс безусловно устарел с его патриархально-общинной политэкономией. Получается, что сегодня товар это не более, чем отходы вращения денег. Деньги покупают за деньги и продают за еще большие деньги. Вот только жрать их еще не приспособились. Нет, видно, в мире совершенства.
— И какие же важные проекты финансировал твой банк? — поинтересовался Крюков.
— В последнее время через наш банк проходит финансирование проектов Вагнера, в частности создания сети Юнител.
"Тепло. Очень тепло, почти горячо. Неужели это совпадение"? — подумал Крюков и спросил:
— Слушай, Сема, а ты не мог бы покопаться в системе финансирования Юнитела? У меня имеется сильное подозрение, что смерть Галины напрямую увязана с этой программой.
Кулаки Зелинского сжались:
— Если ты прав, тогда я…
— Не горячись, — охладил его пыл Крюков. — Я пока сам не знаю, какой стороной пристроить к делу мои знания, а ты уже санкции заявляешь.
Предупреждаю — если ты начнешь партизанить, то никогда не выйдешь на след убийц Галины. А вот они тебя вычислят сразу. И уберут.
— У меня есть охрана…
— Именно охрана тебя и уберет. Не исключено, что смертельную инъекцию Галине сделал один из охранников. Получается, когда хозяину РИФа прищемили хвост, он не пристроился крышей к какому-нибудь банку, а пристроил твой банк под свою крышу. Формально он возглавил в нем службу безопасности, а фактически стал хозяином. Ты должен хорошо знать этого человека.