Генерал Рогов тут же взял себя в руки и, уже совершенно буднично взглянув на полковника, безразличным тоном ответил:
— Возможно, и знаком. А почему тебя, Пал Николаич, интересует этот капитан?
Полковник не торопился отвечать, теперь уже он все понял и сейчас решил немного помучить Рогова.
— Да понимаешь, в чем дело, Валентин Григорьевич, наши ребята послали запрос к вам в штаб относительно этого капитана Осадчего…
— И что? — заинтересованно произнес Рогов. — Вами не был получен ответ?
— Да нет, Валентин Григорьевич, все нормально, ответ был получен. Но вот меня все терзают какие-то сомнения относительно этого.
— И в чем суть твоих сомнений?
— Скажи мне, Валентин Григорьевич, кто-то может лично подтвердить, что видел этого капитана у вас в штабе после пятого августа?
Рогов, не торопясь отвечать, достал из кармана брюк пачку сигарет и коробок спичек. Чиркнув, он закурил и после этого заговорил:
— Пал Николаевич, думаю, ты понимаешь, что это секретная информация. И тем не менее, если ты спрашиваешь об этом, подозреваю, у тебя имеются веские основания.
— Конечно, Валентин Григорьевич.
— Хорошо, я могу тебе подтвердить, что лично разговаривал с этим человеком после пятого августа. Но скажу тебе откровенно, Пал Николаич, меня очень беспокоит, почему ты задаешь этот вопрос. Почему ты вообще интересуешься этим человеком? Все, что связано с этим делом, совершенно секретно и по идее не должно интересовать никого вообще. И уж тем более кагэбэ. А ты вот объявился и спрашиваешь у меня об этом.
Коршунов смотрел на плещущуюся за бортом воду. Он был несколько озадачен тем, что Рогов так уверенно подтвердил, что разговаривал с Осадчим после пятого августа, то есть после того, как было совершено убийство. Что-то здесь не сходилось. Интуиция била во все колокола и кричала, что убитый не кто иной, как капитан Борис Осадчий, но генерал был слишком уверен. Что-то здесь было не так, и Коршунов решил проверить.
Он полез во внутренний карман пиджака за сигаретами и словно невзначай вместе с ними вынул фотографию Осадчего, которая выпала у него из рук и приземлилась на стол прямо перед Роговым. Тот взял карточку и, взглянув на нее, произнес:
— Кто это?
Теперь наступила очередь удивляться Коршунову, хотя чего-то подобного он и ожидал. Не подав вида, полковник произнес:
— А, это, — Коршунов кивнул на фотографию. — Это мой родственник, да ты его, пожалуй, и видел на свадьбе у моей дочери.
— Нет, никогда не видел, — уверенно произнес генерал. — А что это ты, Пал Николаич, фотографии родственников в кармане носишь? Поди, темнишь что-то?
— Темню, Валентин Григорьевич, темню. — Коршунов вновь отдал снимок Рогову. — Признаю, никакой это не родственник. А, кстати, знаешь, кто это?
Рогов вновь внимательно посмотрел на фото и произнес:
— Говорю же — не знаю. Впервые вижу этого человека.
— А напрасно, — вздохнув, произнес Коршунов. — Это тот самый человек, личность которого ты только что подтвердил и заявил, что видел его живым после пятого августа. Это капитан Осадчий. И, кстати, в живых его уже нет. Его труп находится в одном из ленинградских моргов.
Кровь отхлынула от лица Рогова, оно стало белым, как бумага.
— Если это шутка, Пал Николаевич, то она у тебя получилась крайне неудачной!
— Это не шутка, Валентин Григорьевич, — спокойно произнес Коршунов.
— Не может этого быть! Этот человек не капитан Осадчий! Я лично общался с Осадчим, и это точно не он. — Рогов положил фотографию на стол и шлепнул по ней ладонью.
— Нет, Валентин Григорьевич, это капитан Осадчий. Эту фотографию мне прислали из части, где служит этот капитан. Точнее, служил. А вот с кем ты общался, я понятия не имею, но теперь очень хочу узнать. Однако что-то мне подсказывает, что сделать это будет затруднительно. Ведь, скорее всего, человека, который так успешно выдавал себя за капитана Осадчего, уже и след простыл. Не так ли, Валентин Григорьевич?
Генерал Рогов в этот момент не слушал полковника. Он о чем-то сосредоточенно думал.
— Если ты прав, Пал Николаич, то это катастрофа! Получается, я сам лично посадил змею себе за пазуху!
Оглянувшись по сторонам, Рогов увидел возле борта матроса.
— Эй, парень! — крикнул ему генерал. — Срочно зови сюда капитана этой колымаги! Пусть немедленно разворачивается назад!
Коршунов положил руку на плечо Рогову.
— Не кипятись, Валентин Григорьевич, никуда разворачиваться не нужно, мы и так, — Коршунов посмотрел на часы, — через тридцать минут будем на пристани. Эти полчаса сейчас уже ничего не решат. Давай-ка лучше поговорим и все спокойно обдумаем.
Глава 51
г. Ленинград, ОВД.
На следующее утро после поездки в Залесье Максимов пришел на службу раньше обычного. Следователь открыл дверь своего кабинета, и в тот момент, как он переступил порог, на рабочем столе зазвонил телефон.
Следователь быстрым шагом подошел и снял трубку.
— Максимов, — как обычно бодро произнес он.
На том конце провода раздался незнакомый ему голос:
— Здравствуйте. Меня зовут Павел Назаренко, я звоню из Подгоржья. Мы с женой сегодня вернулись из отпуска, и нам соседка сообщила, что приходили из милиции и просили позвонить следователю Максимову. Насчет каких-то документов.
— А, Павел Николаевич Назаренко, — быстро сориентировался Максимов. — Павел Николаевич, вы нас извините… У нас тут такое дело, недоразуменьице вышло… Ошибочка, понимаете ли. Сотрудник наш тут напутал. У нас к вам нет никаких вопросов. Извините, что побеспокоили.
— Да нет, ничего страшного, — с облегчением в голосе произнес Назаренко. — Я так и понял, что ошибка какая-то. Ничего страшного, бывает. Всего доброго.
На том конце провода раздались гудки отбоя. Максимов положил трубку, и в этот момент в кабинет постучали. На пороге появился Мишка.
— Семен Евгеньевич, разрешите!
— Заходи.
— Я вчера вернулся из Подгоржья, а мне сказали, что вы куда-то срочно уехали, — с порога начал Мишка и подошел к столу следователя. — Хочу доложить вам о результатах поездки.
— Докладывай, — бесцветно произнес следователь, — хотя это уже совсем не актуально.
Мишка непонимающе посмотрел на Максимова, но решил ничего не спрашивать и начал доклад:
— По показаниям соседки Павла Назаренко, четвертого августа он уехал в отпуск. И с тех пор дома больше не появлялся. Думаю, наш убитый — это именно он.
— Он, да не он, — устало произнес следователь. — Жив твой Назаренко. Вот только что звонил. — Максимов кивнул на телефон.
