Я налил себе еще молока:
— Вы правы. Абсолютно правы со всех точек зрения. Еще час назад я был готов сказать «аминь». Однако сейчас мое отношение изменилось. Я, случайно, не упоминал о том, что Вулф говорил вчера ночью? Он сказал, что любая мелочь может подтолкнуть кого-то к более решительным действиям. Так оно и вышло. Их это подтолкнуло к тому, чтобы пнуть под зад Пераццо, его — позвонить комиссару полиции, того — накрутить вам хвост, а вас — пригласить меня для разговора с глазу на глаз и даже угостить молоком, что просто невероятно. Если происходит одна невероятная вещь, то не исключена и другая. Согласны ответить на мой вопрос?
— Валяй.
— Вы не слишком любите Ниро Вулфа и определенно не любите меня. Тогда почему вы хотите представить комиссару отчет, который позволит нам сохранить лицензии?
— Я этого не говорил.
— Ни черта подобного! — Я постучал по коробке с молоком. — Вот это говорит лучше любых слов. А еще то, как вы пригласили меня сюда. Итак, почему?
Кремер встал с кресла, на цыпочках прокрался к двери — легко и бесшумно, учитывая его возраст и телосложение, — рывком открыл дверь и высунул голову в коридор. Похоже, в отличие от меня, у инспектора не было железной уверенности в отсутствии слежки. Он закрыл дверь, прошел в ванную комнату, открыл кран и через минуту вернулся со стаканом воды. Неторопливо выпил воду, поставил стакан на стол, сел и посмотрел на меня с прищуром:
— Знаешь, я тридцать шесть лет работаю копом. И впервые в жизни сливаю информацию постороннему.
— Весьма лестно для меня. И для мистера Вулфа.
— Чушь собачья! Вулф не способен распознать лесть, даже если на ней будет надпись крупными буквами. Да и ты тоже. Гудвин, я собираюсь тебе кое-что сказать. Но это предназначено только для тебя и Вулфа. И больше ни для кого. Ни для Лона Коэна, или Сола Пензера, или Лили Роуэн. Усек?
— Не понимаю, при чем здесь мисс Роуэн. Она всего лишь близкий друг. И нет смысла мне что-то говорить, если мы не сможем это использовать.
— Вы это используете в лучшем виде. Но я тебе ничего не говорил. Итак, никому ни слова.
— Ладно. Мистера Вулфа здесь нет. Он не может дать вам честное слово. Поэтому я делаю это за него. За нас. Даю наше честное слово.
— Годится. С твоей феноменальной памятью тебе не нужно записывать. Имя Моррис Элтхауз тебе о чем-нибудь говорит?
— Ну конечно, — кивнул я. — Я читаю газеты. Висяк. Застрелен. В грудь. В конце ноября. Ствол не найден.
— В пятницу ночью. Двадцатого ноября. Тело обнаружила утром уборщица. Смерть, предположительно, произошла между восемью вечера пятницы и тремя часами утра субботы. Один выстрел в грудь. Пуля прошла через грудную клетку навылет, раздробив ребро. И попала в стену в сорока девяти дюймах от пола, оставив лишь зазубрину. Элтхауз лежал на спине, ноги раскинуты, левая рука прижата к туловищу, правая рука — на груди. Полностью одет, но без пиджака, в одной рубашке. Никакого беспорядка, никаких видимых следов борьбы. И как ты сказал, никакой пушки. Я не слишком быстро?
— Нет.
— Останови меня, если у тебя возникнут вопросы. Убийство произошло в гостиной квартиры на третьем этаже дома номер шестьдесят три по Арбор-стрит: две комнаты, кухня и ванная. Элтхауз жил там три года. Одинокий. Неженатый. Тридцать шесть лет. Писатель-фрилансер. За последние четыре года написал семь статей для журнала «Тик-Ток». Собирался жениться в марте на некой Мэриан Хинкли, двадцать четыре года, сотрудница «Тик-Ток». Естественно, я мог бы продолжать. Мог бы принести дело. Но там нет никакой полезной информации о его передвижениях, контактах или связях. Короче, ничего такого, что могло бы помочь. Нам, по крайней мере, не помогло.
— Вы упустили одну маленькую деталь. Калибр пули.
— Нет, не упустил. Никакой пули. Ее там не было.
У меня округлились глаза.
— Надо же! Чертовски чистое убийство.
— Угу. Чистое и хладнокровное. Судя по ране, пуля была тридцать восьмого калибра или больше. А теперь два факта. Факт первый: последние три недели Элтхауз собирал материал для статьи о ФБР для журнала «Тик-Ток», но в квартире ничего не оказалось, вообще никаких следов. Факт второй: около одиннадцати вечера пятницы три фэбээровца покинули дом номер шестьдесят три по Арбор-стрит, завернули за угол, сели в машину и отчалили.
Я молча смотрел на Кремера. Существуют самые разные причины держать рот на замке, из них самая веская — это когда тебе нечего сказать.
— Итак, они его убили, — продолжил Кремер. — Неужели они заявились к Элтхаузу с намерением убить? Определенно нет. Есть несколько вариантов развития событий. Я предпочитаю первый. Скорее всего, сперва они позвонили ему по телефону, Элтхауз не ответил, и они решили, что его нет дома. Тогда они отправились к нему на квартиру, позвонили в дверь. Он опять не ответил, поэтому они сами открыли дверь и вошли, чтобы устроить незаконный обыск. Элтхауз вытащил ствол, но кто-то из них его опередил. Их там, в Вашингтоне, хорошо тренируют. Они нашли то, что им было нужно, забрали это и благополучно свалили, прихватив с собой патрон от одного из своих стволов.
Я слушал. Еще никогда в жизни я не слушал так внимательно. Затем я спросил:
— А у него что, была пушка?
— Да. «Смит-вессон» тридцать восьмого калибра. У Элтхауза было разрешение. Разрешения на месте не оказалось. Они его забрали. Тебе придется спросить зачем. В ящике лежала коробка с патронами. Почти полная.
Я сел и после небольшого раздумья сказал:
— Выходит, вы раскрыли дело. Мои поздравления.
— Гудвин, ты играешь с огнем. Тебе что, на пальцах объяснить?
— Нет. Ну а вообще… Их кто-нибудь видел?
Кремер покачал головой:
— Я предоставлю тебе любую информацию, кроме этой. Свидетель вам все равно не сумеет помочь. Он видел, как они вышли из дома, сели в машину и уехали, и записал регистрационный номер. Вот так мы все и узнали, но это все, что мы узнали. У нас были связаны руки. Даже если бы мы выяснили имена фэбээровцев, куда бы это нас привело? Я видел многих убийц, да что толку, если я не мог ничего доказать? Но эта треклятая организация… Я бы отдал годовую зарплату, чтобы прижать их к ногтю и упечь за решетку. Это не их город, а мой. Наш. Полицейского управления Нью-Йорка. Мы уже много лет имеем на них зуб. А сейчас, видит Бог, они думают, что им позволено вламываться в частные дома и совершать убийства на моей территории, да еще и смеяться надо мной!
— Неужели? Они что, действительно смеялись?
— Да. Я лично отправился на Шестьдесят девятую улицу, чтобы побеседовать с Рэггом. Я сказал ему, что они, конечно, знали, что Элтхауз собирал материал для статьи, и, возможно, следили за ним в ночь убийства, а в таком случае я буду весьма благодарен за сотрудничество. Рэгг ответил, что он бы и рад услужить, однако у них слишком много работы, чтобы помогать нам с разоблачением представителей спецслужб. Я не стал говорить, что у нас есть свидетель. Рэгг просто поднял бы меня на смех. — У Кремера заходили желваки. — Мы, естественно, обсуждали ситуацию в офисе комиссара полиции. Несколько раз. У меня связаны руки. Мы бы с радостью повесили убийство на эту банду головорезов. Но что у нас было для жюри присяжных и что мы могли получить? И мы от них отстали. Поэтому я сказал себе: я не только представлю комиссару отчет о вас с Вулфом, но и все ему объясню. Сомневаюсь, что вас лишат лицензий. Хотя, от греха подальше, не стану рассказывать о нашей встрече. — Он встал и подошел к кровати взять шляпу и пальто. — Ты можешь остаться и допить молоко. Надеюсь, миссис Брунер не зря потратит свои деньги. — Кремер протянул мне руку. — С Новым годом!
