* * *
На его счастье Лях оказался дома. Он уже спал и открыл дверь жутко недовольный. Крюков молча прошел в комнату и выставил на стол купленную у таксиста за десятку бутылку водки. Лях также молча полез в шкаф за стаканами и в холодильник за колбасой.
— На праздник непохоже. Значит поминать будем? — догадался он. — Кого?
— Миню и Гриню грохнули. Помнишь, с которыми я тот подъезд на набережной фотографировал? Сильвера, похоже, менты захомутали. Очередь за мной.
Они выпили и зажевали безвкусной резиновой массой, именуемой "колбаса "Докторская".
— И что собираешься делать? — поинтересовался Лях. — Ждать когда придут и замочат?
— У меня два выхода, — принялся анализировать ситуацию Крюков. — В петлю или на зону. Ни тот, ни другой мне не подходят по определению. Может в тайгу с геологами податься или на комсомольскую стройку?
— А в армию? — спросил Лях.
— Я бы пошел, но не возьмут, — вздохнул Крюков. — Мне же только семнадцать стукнуло. Я уже узнавал. Пока восемнадцать не исполнится — никаких разговоров. Зато потом не открутишься.
— Мне это не грозит, — признался Лях. — У меня сотрясение мозга было.
Крюков посмотрел на него с удивлением.
— А разве с сотрясением не берут?
— Оно было семь раз, — уточнил Лях. — Ладно, если ты так хочешь отдать долг родине, постараюсь помочь. Жди.
Он принялся одеваться.
— Куда это ты собрался? — заинтересовался Крюков.
— В твой военкомат. Куда же еще?
— Ночью?
Лях посмотрел на него как на дурака и ушел. Вернулся он уже под утро. Крюков спал сном праведника.
— Порядок, — сообщил Лях. — Можешь прямо сейчас двигать в призывную комиссию. Твои документы лежат в нужной стопке.
— А возраст?
— Я там кое-что немножко подчистил. Короче, ты стал на год старше. Пока разберутся что к чему, ты уже будешь строевым шагом топать. Постарайся куда-нибудь подальше забуриться.
Крюк едва не пустил слезу.
— Леха, спасибо!
— Лучше скажи "благодарю", — поправил Лях.
На следующий день Крюков позвонил домой с городского сборного пункта, сообщил родителям, что призван на действительную военную службу и пообещал написать сразу после прибытия в часть.
ГЛАВА 8. МАЛОЛЕТКА
Сильвера доставили в странное отделение милиции. Располагалось оно в квартирах первого этажа нового дома. Кое-где еще не были закончены отделочные работы. Сильвера сунули в камеру, пахнущую побелкой и забыли о нем до утра.
Камера была пуста. Сильвер улегся на дощатом помосте, именуемом "спальным возвышением", закрыл глаза и попытался задремать, но ничего не получалось.
Вдруг возле двери послышался легкий шум. Сильвер открыл глаза. На полу, как раз под отверстием "кормушки", лежала сложенная бумажка. Он поднял ее и прочитал.
"Вернете карточку, заберу заявление. К."
Записка была, ясное дело, от Кучера. Какую карточку? Это что, была не просто драка? Сильвер задумался.
Что он, собственно, знал о Кучере? В общем немного. Кучер был сутенером. Девочек у него было немного, но все высшего класса. Обслуживали они не кого попало, а постоянных клиентов, сотрудников иностранных фирм, преимущественно из Италии.
Сильвер слышал, что фирмачи расплачиваются с Кучером не наличными, а кладут деньги на его счет в швейцарском банке. И счет этот, опять же по слухам, был не маленький. За сотню штук баксов. Слышал Сильвер об этом давно, по пьянке, причем… от Хоря.
Он вдруг все понял. Понял, что за календарик увидел в руке Хоря, когда тот вынул, а потом сбросил бумажник Кучера. Понял и то, каким идиотом оказался сам и как чуть не потянул за собой Крюкова. Ну, Хорь! Ну и сука! Вот подставил, так подставил!
Не было у Кучера к Хорю никаких претензий. Просто тот развел Сильвера как последнего лоха. Для Хоря, конечно, было бы лучше, если бы Сильвер и Кучер там же в парке и замочили друг друга. И кто знает, не собирался ли он добить оставшегося в живых? Если бы Сильвер не привел Крюкова, так бы оно, вероятно, и было.
Но и теперь дело обстоит не намного лучше. Сильвер в камере, Кучер в больнице, а Хорь спокойно переоформляет на себя его кредитную карточку вместе с банковским счетом. Как он это делает? Ну уж этому Хоря учить не надо.
Утром Сильвера вывели на допрос. В комнате находились четверо мужиков в штатском. Тот, что постарше, видимо был начальником. Из тройки молодых один выделялся богатырской статью.
— Ну что? — поинтересовался старший. — Будем признаваться или как всегда? Ты отсюда хочешь обратно в камеру вернуться или сразу в больницу? Только предупреждаю — без привычки сломанными руками зубы с пола собирать будет трудно.
— А в чем признаваться? — завозмущался Сильвер. — Я шел по парку, никого не трогал. Там какие-то пацаны базарили. Спросили у меня закурить. Я сказал, что нету, а он за обрез. Я у него вырвал…
— Он у пал и ударился головой, причем четыре раза, — закончил за Сильвера сыщик. — Не пойдет, голуба. Ты обвиняешься в совершении преступления, предусмотренного статьей сто сорок шестой, часть вторая, пункт "г". А именно: "Разбой, то есть нападение с целью хищения чужого имущества, совершенное с применением насилия, опасного для жизни или здоровья, плюс с применением оружия". От семи до двенадцати с конфискацией. Классический квалифицированный разбой. На гражданина Кучерова напал? Было дело. Где у нас гражданин Кучеров? В реанимации. Обрез у тебя в руках видели? И здесь полная свидетельская база. Лопатник спер, но успел скинуть. Признавайся по-хорошему, а мы тебе явку с повинной запишем. Как говорится, признание снимает половину вины.
— Правда? — обрадовался Сильвер. — А если я два раза признаюсь, вы меня совсем отпустите?
Сыщики весело переглянулись. Старший достал из папки протокол допроса.
— Вот что, юморист. Поскольку восемнадцати годков тебе еще не стукнуло, ты считаешься малолеткой. Поэтому бить тебя будет инспектор по делам несовершеннолетних. Вот он.
Старший указал на богатыря. Тот подошел к шкафу. Открыл дверцу и достал оттуда большую теннисную ракетку. Сетки на ней давно не было, а края были оббиты и ободраны.
— Кто бы мог подумать, что теннис так бьет по почкам? — спросил богатырь как бы сам себя. — Да и по печени тоже.
Сильвера поставили лицом к стене в метре от нее, велели наклониться и опереться кончиками пальцев.
— Теперь приподнимись на цыпочки, — велел старший.
Сильвер замер в напряженной позе.
— Так и стой. И запомни, — снова обратился к нему старший из оперов. — Если ты опустишься на пятки или обопрешься на стену всей ладонью, получишь ракеткой по почкам. Спасти тебя может только чистосердечное признание.
