И Сильвер попробовал. Три девушки, Валька, Дашка и Маринка, переданные Нодариком под его попечение, не были ни умными, ни хорошими. Это были злые как мыши и нахальные до бесстыдства лимитчицы откуда-то с юга России. Жадность их, казалось, не знала предела. Поначалу Сильвер думал не о том, как их защитить, а о том, как защититься от них самому. Решающим аргументом стали неплохие бабки, которые Сильвер стал получать с первого же дня новой работы.
Постепенно он привык к ним, а они к нему. Между ними возникла если не дружба, то что-то вроде товарищеской привязанности. Внешними данными подруги не блистали и возмещали недостаток красоты косметикой.
"Как мало им дала природа и сколь многого они добились сами", — с невольным уважением порой думал о них Сильвер.
Но и Клеопатра, говорят, была так себе, зато от мужиков отбоя не было. Во всяком случае подруги определенно пользовались повышенным спросом у сотрудников зарубежных фирм и иностранных туристов.
Посадив клиента в машину, Сильвер подбрасывал его вместе с одной из девочек на съемную блатхату в переулок Грановского, получал деньги вперед и возвращался на пост к гостинице пристраивать другую.
Иногда к Вальке, Дашке или Маринке цеплялись отечественные искатели постельных утех. Таких они отшивали язвительным словом, а если не помогало, подключали Сильвера. Пару раз ему пришлось серьезно помахать кулаками, но в целом работа оказалась спокойной.
* * *
Беда пришла неожиданно и откуда не ждали. Как-то Нодарик попросил отвезти Вальку с Маринкой в Кунцево. У Дашки выдался критический день.
— Земляки приехали, слюшай. Надо уважить. Подбросишь девчонок на пару — тройку часов, потом заберешь. Денег, ясное дело, брать не надо, даже если предлагать будут. Я с вами потом сам расплачусь.
В квартире, куда Сильвер отвел своих подопечных, стоял дым коромыслом. Гости — сплошь уроженцы горных вершин — не говорили, а орали. За тамаду у них был всокий абрек с глубоким шрамом-бороздой на бандитской роже. Он впустил путанок, а Сильверу бросил коротко.
— Утром заберешь, э!
Утром в квартире Сильвера встретила полная тишина. Хозяев не было, в комнатах царил жуткий разгром. На кухне под столом Сильвер обнаружил стонущую Маринку, сплошь покрытую синяками и с разрезанной щекой. Валька оказалась в ванной. Она лежала на полу и уже не дышала. Голова ее была разбита чуть ли не вдребезги. Тут его и повязал вовремя подоспевший наряд милиции.
Маринка показала, что Вальку убил Сильвер из ревности. Сильвера тут же отправили в камеру. Нанятый Нодариком адвокат выдвинул версию, что убийство произошло в состояние аффекта. Ситуация предельно ясная — обвиняемый застукал невесту с черными, моча в голову ударила и понеслось. Версия была железная. Соседи подтвердили, что квартиру снимали жители Кавказа и что этой ночью они слышали особенно сильный шум. Самого Сильвера вообще никто не слушал.
Правда, однажды его вызвал начальник отделения, в котором рахмещалась его камера.
— Слушай, — попросил он. — Тебе все равно за мокруху сидеть придется. Даже если в состоянии аффекта — это три года. Ты же по специальности таксист? Возьми на себя угон. У одного артиста, понимаешь, "мерс" угнали. Он нас уже заманал. Ты ничего не потеряешь, угон без цели хищения — тоже "трояк". Поглощение я тебе гарантирую. Свои "три" и получишь. Зато в КПЗ как барин жить будешь. Мы тебе чаю, курева, колбаски подгоним.
— А бабу? — нахально поинтересовался Сильвер.
— Это не обещаю. Вот водки могу хоть сейчас стакан накатить.
Сильвер знал, что тачку у артиста Гриша Кардан. Что же, рас так все складывалось… Он махнул рукой.
— Наливай, начальник.
В КПЗ Сильвер действительно жил как барин. По распоряжению начальника отделения его обеспечили колбасой, сигаретами и чаем. Кроме того, снабдили зубной пастой, носками, ручкой и бумагой, а также время от времени разрешали пользоваться телефоном.
Сильвер не отказал себе в удовольствии позвонить Нодарику и сообщить, что час назад вышел на свободу и направляется к нему. Разобраться кое в чем.
Правда, в следственном изоляторе лафа кончилась. По прибытии туда Сильвер сразу повел себя крайне дерзко и почти весь срок следствия не вылезал из карцера.
На суде он получил свои три года с учетом поглощения одной статьи другой и отправился на зону строгого режима. В его личном деле стояла особая пометка. Она означала, что заключенный Сиверчук отрицательно настроен к требованиям администрации истправительно-трудовых учреждений и склонен к дезорганизации их работы.
На зоне Сильвера встретил старый знакомый по малолетке — полковник Макаренко.
— Ну что, сынок, с прибытием! — поприветствовал тот Сильвера. — Имей в виду, если будешь мешать, загоню в обиженку.
Сильвер в ответ только презрительно улыбнулся. И напрасно.
"Смотрел" за зоной грузинский вор Лорд. Кличку он получил, благодаря фамилии Лордкипанидзе. Впрочем, поговаривали, что фамилию эту он приобрел на сухумском базаре вместе с краденым паспортом.
Во всяком случае ничего аристократического в его поведении не было. Напротив, это был жадный и мелочный тип, трусливый и мстительный. Сразу же по прибытии Сильвера на зону, Лорд предложил ему место шестерки при своей особе. Это было предложение, от которого нельзя отказываться, но Сильвер его отклонил. И Лорд не простил ему этого.
Сильвер сразу повел себя как лопух, наслушавшийся рассказов про пацанское братство. Дважды он побывал в штрафном изоляторе за отказ выйти на хозработы. Макаренко пообещал, что переведет его на тюремный режим в БУР, но Сильвер продолжал лишь презрительно улыбаться.
Однажды к Сильверу подошел сам Лорд. Он отозвал его в сторону и тихо сказал.
— Слушай, ты пацан правильный, не подведешь. Есть дело. Корабельников из первого отряда, сука-активист, видел как братва перекид принимала и заложил. А там, в свертке, малява была на мое имя и геры пятьдесят граммов. Теперь по его инициативе мне дело шьют за распространение наркоты. Корабель, сука, главный свидетель. Если его не убрать, меня ходом на тюремный режим отправят. А там мне с моим силикозом верный кердык будет. Выручай, брат. Корабля валить надо.
Просьба авторитетного арестанта — это святое. На следующий вечер при выходе из клуба после просмотра фильма "Мы из Кронштадта" Сильвер ткнул Корабельникова в сердце заточенной отверткой. Активист умер в санчасти, а Сильвера доставили к начальнику колонии.
— Я тебя предупреждал, — мрачно сказал Макаренко. — Не скрою, ты поставил меня в сложное положение, а я очень не люблю, когда меня ставят в сложное положение.
Сильвер продолжал улыбаться.
— Так вот, — сообщил Макаренко, — если я дам делу законный ход, то за умышленное убийство с целью дезорганизации работы колонии тебе светит вышка.
Сильвер перестал улыбаться. Макаренко же тем временем продолжал.
