– Копперфилд. Та маленькая девочка, что на табурете сидит, олух ты царя небесного.
– Сама олух. Ты уже совсем как эти нью-йоркские девчонки становишься, – произнес Лу.
– Возьми меня в Нуэва-Йорк, возьми меня в Нуэва-Йорк, – сказала Пасифика, подскакивая на табурете.
Миссис Копперфилд шокировало, что Пасифика игрива, как котенок.
– Не забывай про пупки, – сказал Пасифике Лу.
– Пупки! Пупочки! – Пасифика вскинула вверх руки и заверещала от восторга.
– А что такое с пупками? – поинтересовалась миссис Копперфилд.
– Вам не кажется, что это самое смешное слово на всем белом свете? Пупок – пупочек – а по-испански просто-напросто ombligo.
– По-моему, нет тут ничего настолько смешного. Но раз тебе нравится смеяться, валяй, смейся, – сказал Лу, нисколько не пытавшийся разговаривать с миссис Копперфилд.
Та подергала его за рукав.
– А вы откуда? – спросила у него она.
– Питтсбург.
– У меня нет в Питтсбурге знакомых, – вымолвила миссис Копперфилд. Но Лу уже переводил взгляд на Пасифику.
– Пупок, – вдруг произнес он, даже не изменившись в лице. На сей раз Пасифика не засмеялась. Вроде бы не услышала его. Она встала на перила барной стойки, взбудораженно и угодливо размахивая руками.
– Так-так, – проговорила она, – я вижу, еще никто не взял Копперфилд выпить. Я тут с маленькими мальчиками или со взрослыми мужчинами? Нет, нет… Пасифика найдет себе других друзей. – Она принялась слезать с бара, одновременно веля миссис Копперфилд следовать за собой. А меж тем локтем сбила шляпу с головы мужчины, сидевшего с нею рядом. – Тоби, – сказала она ему, – постыдился бы. – У Тоби были сонное лицо и сломанный нос. Одет он был в темно-коричневый плотный костюм.
– Что? Ты хотела выпить?
– Конечно, я хотела выпить. – Глаза у Пасифики сверкали.
Всех обслужили, и она вновь успокоилась на своем табурете.
– Ну, давайте, – произнесла она, – что будем петь?
– Мне на ухо наступили, – ответил Лу.
– Петь вообще не мое дело, – ответил Тоби.
Все они удивились, когда миссис Копперфилд запрокинула голову, как будто ее вдруг переполнило экзальтированное чувство, и запела.
Кому есть дело, если рухнет в море небо
И разорится где-то лишний банк?
Коль скоро твоим ласкам я – раба
Мне дела нет
Ведь жизнь – сплошная небыль
Лишь было б дело до тебя
– Хорошо, прекрасно… а теперь еще одну, – рявкнула Пасифика.
– Вы когда-нибудь пели в клубе? – спросил Лу у миссис Копперфилд.
– Вообще-то нет. Но когда на меня находил стих, я, бывало, очень громко пела за столиком в ресторане, и на меня обращали немало внимания.
– А вы так близко не дружили с Пасификой, когда я в последний раз навещал Колон.
– Дорогой мой, меня тут не было. Я находилась, полагаю, в Париже.
– Она не говорила мне, что вы в Париже. Вы чудачка или действительно бывали в Париже?
– Бывала, бывала… В конце концов, и не такое случалось.
– Значит, вы фасонная?
– Это вы о чем, фасонная?
– Фасонные те, кто фасонит.
– Ну, если вы предпочитаете хранить таинственность, это ваше право, но слово «фасонный» для меня ничего не значит.
– Эй, – сказал Лу Пасифике, – она что, гонору на меня напускает?
– Нет, она очень умная. Не как ты.
Впервые миссис Копперфилд ощутила, что приятельница ею гордится. Она осознала, что Пасифика дожидалась ее, чтобы показать своим друзьям, и не была так уж уверена, что ей это нравится. Лу вновь повернулся к миссис Копперфилд.
– Прощенья просим, герцогиня. Пасифика говорит, что тяму вам хватает, а значит, я не должен к вам обращаться.
Лу миссис Копперфилд надоел, поэтому она спрыгнула на пол, подошла и встала между Тоби и Пасификой. Тоби разговаривал с девушкой тихим баском.
– Говорю тебе, если она раздобудет сюда певицу и покрасит тут все немного, можно будет на этом заведении неплохо зарабатывать. Все же знают, что здесь хорошо кости кидать, вот только музыки нету. А ты здесь, у тебя много друзей, ты себя держать умеешь…
– Тоби, да не хочу я связываться с музыкой и друзьями. Я тихая…
– Ага, тихая. На этой неделе тихая, а может, на следующей уже не захочешь быть тихой.
– Я так быстро не передумываю, Тоби. У меня дружок есть. Не хочу я тут слишком уж задерживаться, знаешь ли.
– Но сейчас-то здесь ты живешь.
– Да.
– Ну, и деньги тебе не помешают. Говорю же, немного вложений – и мы это заведение подправим.
– Но зачем тут обязательно я?
– Потому что у тебя связи.
– Никогда такого мужчину не видела. Только о делах и говорит.
– Да у тебя и самой с делами все обстоит неплохо. Видел я, как ты выпивку проворила для этой своей подруги. Себе же долю ты получаешь, нет?
Пасифика пнула Тоби пяткой.
– Слушай, Пасифика, веселиться-то мне нравится. Только не вижу такого, что монету б чеканило да наличку собирало.
– Хватит таким деловым быть. – Пасифика сдвинула шляпу у него на голове. Мужчина понял, что ничего тут не поделать, и вздохнул.
– Как Эмма? – вяло поинтересовался у нее он.
– Эмма? Я ее не видала с того вечера на борту. Она так роскошно смотрелась в матросском костюме.
– Женщины вообще выглядят фантастически в мужской одежде, – воодушевленно вставила миссис Копперфилд.
– Это вы так считаете, – отозвался Тоби. – По мне, так они лучше смотрятся в рюшах.
– Она лишь утверждала, что на минутку они славно смотрятся, – сказала Пасифика.
– Не для меня, – ответил Тоби.
– Ладно, Тоби, может, и не для тебя, а для нее они в таком виде смотрятся славно.
– Все равно думаю, что я прав. Тут же не во мнении дело.
– Ну, математически вы этого не докажете, – сказала миссис Копперфилд. Тоби взглянул на нее без интереса.
– Так а что с Эммой? – спросила Пасифика. – Не заинтересовался же ты кем-то уж наконец?
– Сама же попросила меня поговорить не о делах, вот я и спросил у тебя про Эмму – просто показать, какой я могу быть общительный. Мы оба ее знаем. Вместе были на вечеринке. Разве так неправильно? Как Эмма, как мама, как папа твои. Тебе же такие разговоры нравятся. Дальше я тебе скажу, как поживает моя родня, и, может, упомяну какого-нибудь еще знакомого, про которого мы совсем забыли, а потом мы оба скажем, что цены растут и революция скоро, а мы все лопаем клубнику. Цены растут быстро, вот потому-то я и хотел, чтоб ты на этом заведении заработала.
