* * *
Посвящается Нелл, что чудесней всяких слов
новелла (сущ.), небольшая повесть, обыкновенно о любви
из «Словаря английского языка» Сэмюэла Джонсона (1755)
юнгфтак (сущ.), персидская птица, у мужской особи которой только одно крыло на правой стороне тела, а у женской – только одно крыло на левой; вместо недостающих крыльев у самца имеется костяной крюк, а у самки – костяное ушко, и летать они способны, объединяя крюк и ушко; в одиночестве же каждая особь обречена оставаться на земле
из «Словаря английского языка XX века» Уэбстера (1943)
Предисловие
Вообразим, что у вас есть идеальный личный словарь. Какой-нибудь или конкретный – все равно. Не не-неидеальный словарь, а лучший, какой только и может для вас существовать.
Скажу точнее: он должен быть скорее печатным, нежели цифровым. Словари – предметы практические. Такой том можно убрать от кого-то подальше, им можно размахивать или изгонять из кухни заблудшую моль. Говорю же, словари – это практично. Вероятно, есть в нем многозначительный вес со слегка обтрепанными уголками: надежный, можно справляться – и у него, и с ним. Возможно, снабдили его шелковой закладкой и номерами страниц, чтоб не завидовал другим книгам на полке. Идеальному предисловию будет известно, зачем словарям номера страниц. Поперек корешка золотом вытиснено название словаря. У бумаги его приятная кремовость и тяжесть, а гарнитура подразумевает изящество, неоспоримо учтивую выдержанность или же выдержанную учтивость. Такую гарнитуру впору играть Джереми Бретту или Ромейн Брукс – высокие скулы у этой гарнитуры. Если воображать идеальный словарь, на ум приходит кожаный переплет, и если вам случится откинуть верхнюю крышку совершенного словаря ногтем большого пальца, она издаст радующий слух звук фнак-фнак.
Признаю́, объем внимания у меня не так уж велик, поэтому мой идеальный личный словарь будет кратким и содержать в себе лишь такие слова, какие не известны мне, или же те, что я часто забываю. Мой краткий, нескончаемый-как-невежество словарь будет отчасти парадоксом и, вероятно, напечатан на ленте Мёбиуса. Мой невозможный идеальный словарь.
Окунемся же в предисловие и раскроем его, толкнув большими пальцами, как будто разламываем некий спелый плод. (Открывать книгу – вообще-то никогда не так, верно же, и это – скверное сравнение.) Мой идеальный словарь откроется на особенной странице, поскольку там уже разместилась шелковая закладка.
Чтобы произвести фунт шелка-сырца, требуется две тысячи пятьсот шелковичных червей.
Каково первое слово, прочитанное наобум на этой странице?
[Я отвлеклась. У некоторых слов имеется талант блуждающим огоньком уводить вас от тропы, на какую вы встали сами, все глубже и глубже в скобки и сноски, в манящие намеки СМ. ТАКЖЕ.]
Сколько именно словарных переплетов можно сделать, счистив кожуру с одной коровы?
Кто вообще читает предисловия к словарям?
фнак-фнак-фнак
Дабы счесть словарь «идеальным», требуется размышление о целях подобной книги. Книга здесь – условное обозначение.
Совершенный словарь не должен быть игрив ради игривости как таковой, чтобы не отпугнуть читателя и не подорвать собственную полезность.
Очевидно то, что совершенному словарю полагается быть правильным. В нем не должно содержаться, к примеру, ни орфографических ошибок, ни опечаток, и ему нельзя делать беспочвенных заявлений. Не должен он являть в своих определениях никакой предвзятости, если не считать той, что стала результатом тщательных и строгих исследований. Но это уже чересчур теоретично – мы ж можем подобраться и поближе к основам: важно, чтобы книжный переплет хотя бы открывался, а типографская краска на страницах отпечатывалась разборчиво. Следует ли словарю регистрировать язык или же закреплять его, зачастую выдвигается как определяющее. Регистрировать, как будто слова – это сколько-то малолетних преступников, которых загнали в некую комнату и там пересчитывают; закреплять, как будто в эту комнату можно впустить лишь сколько-то детей, а потом предстоит залить ее цементом.
Идеальному предисловию ни к чему столько смешанных метафор.
Предисловие к словарю, зачастую пропускаемое, пока читатель вонзает большие пальцы в мякоть плода, полного шелковичных червей и забитых коров, устанавливает цели словаря и его охват. А пропускают его часто потому, что когда словарем пользуются, нужда в нем становится очевидна.
Предисловие к словарю может выступать представлением кому-либо, с кем вам не интересно знакомиться. Предисловие – это представление работы, а не людей. Вам ни к чему знать пол лексикографов, которые над ним самозабвенно трудились. Уж точно – их внешность, их любимую спортивную команду, да и любимую их газету, к примеру, незачем знать. В день, когда они определили варвулю (сущ.) как диалектизм для мелкого сорта яблок, тот факт, что им жала обувь, не должен иметь для вас никакого значения. Не играет роли, что были они с похмелья или у них начиналась простуда, когда определяли они это слово, а равно что и тот воспалившийся волосяной фолликул под самым подбородком – такое бывает вызвано неловким и чересчур поспешным бритьем – пока еще неведомо для них создаст им до того серьезные медицинские последствия всего через два месяца, что они даже испугаются, не потеряют ли всю нижнюю челюсть. Вам ни к чему знать, что они грезили о том, чтобы все бросить и уехать жить в далекий домик на побережье Корнуолла. Полезного о лексикографах предисловие может сообщить лишь то, что они квалифицированы нелирически распинаться о том, например, как называется определенная разновидность дурацкого мелкого яблочка.
Читатель же идеального словаря – вероятно, для предисловия к словарю тема поинтереснее. Со словарем обыкновенно сверяются, а вовсе не упокоивают его на пюпитре колен и не читают от корки до корки. Так, однако, случается не всегда – есть и такие, кто не полагает за обузу читать громадные справочные труды целиком чисто ради того, чтобы можно было сказать: подвиг совершен. Если порыться в дозаренном плоде истории или энциклопедическом биографическом словаре читателей словарей, такую личность можно отыскать – это Фетх Али-шах Каджар, ему посвящена и краткая биография. Став [СМ. ТАКЖЕ: —] шахом Персии в 1797 году, Фетх Али-шах Каджар получил в подарок третье издание одной очень знаменитой энциклопедии. Прочтя все ее восемнадцать томов, шах расширил свой царский титул так, чтобы в него теперь включался «Значительнейший повелитель и хозяин “Британской энциклопедии”». Ну и предисловие! Небольшим портретом шаха, иллюстрирующим статью о его жизни, может быть гравюра на стали: он сидит в шелковых одеждах, а рядом с ним горою навалены плоды. За спиною у него – боевой слон. Столько плодов, столько шелковичных червей, столько подразумеваемых фанфар за сценой.
