Иссечение мышц, и придание аккуратной культи, прошло более чем успешно. Каких-то полчаса, и я наблюдал дело рук своих, с аккуратными швами. Размерчик как раз под приёмную гильзу протеза. Да отлично получилось! Абсолютная память не подвела, и навыки сохранились в полной мере, не смотри, что этими руками оперировать не приходилось.
Ещё раз окинув взглядом дело рук своих, я удовлетворённо произнёс.
— Ну всё, Гаврила. Можешь исцеляться.
Тот согнул руку и коснулся «Лекарем» своего подбородка. И тут же послышался дробный перестук от выпавших из него игл, а по телу пробежала волна истомы.
— М-мать! Да что ты будешь делать! — недовольно вскликнул я.
— Что не так? — сдёрнув с лица полотенце, обеспокоенно спросил Гаврила.
— Всё не так, мать его. Нет, ну не свинство ли? — глядя на пациента, в сердцах произнёс я.
Не спрашивайте, как такое возможно. Вон в тазу лежат вырезанные клинья мышц, лоскутки кожи, стол залит кровью, а передо мной обрубок бедра в изначальном состоянии, наложенные швы попадали на стол вместе с иглами. Занавес! Н-да. Вообще-то, если маленько подумать, то об этом можно было догадаться изначально. Но вот как-то упустил такой момент. Ладно. Не выходит с парадного, зайдём с чёрного хода.
— И что теперь? — глядя на отсутствие результата, поинтересовался Гаврила.
— Не переживай. Сейчас всё будет, — подмигнул я ему, забирая у него «Лекаря»
Хорошо хоть взялся использовать амулет Лужина. Он двухкаратник. А это уже проще. Поднёс к нему свой александрит. Судя по цвету, плюс-минус, где-то посредине. Снял ладанку с амулетами, и вооружился скальпелем. Отстранился разумом от тела, так, чтобы сохранялась чувствительность, но не болевые ощущения, и сделал глубокий разрез на предплечье. Поднёс к подбородку «Лекаря» Гаврилы, и ощутил пробежавшую по телу приятную волну. Ну и от раны не осталось и следа. Вновь проверил состояние камня. Заряда чуть больше четверти.
— Ложись, — решительно скомандовал я.
— Уверен? — с сомнением поинтересовался Гаврила.
— Тебе-то чего. Не получится, опять испытаешь наслаждение, глядишь может повезёт и опростаешься.
— Я лучше к Тоньке под бочок.
— Ладно. Тогда не опростаешься, — берясь за иголки, легко согласился я.
Опять вырезал клинья мышц, сформировал культю и наложил швы. Взял в руки «Лекаря»… Если хочешь сделать что-то хорошо, сделай сам! Подумав об этом приложил камень к подбородку пациента. Получилось! Раны затянулись и сразу зарубцевались. А вот швы и иглы на этот раз не выдавило.
— Готово. Принимай работу, — извлекая иголки, произнёс я.
— Хм. А ить болит, — недоверчиво глядя на меня, произнёс Лужин.
— Пробуем ещё раз, — произнёс я берясь за своего «Лекаря».
Едва прикоснулся камнем к подбородку, как Гаврила повёл плечами, моргнул и прислушался к своим ощущениям. Я же глядел на его культю. На этот раз она осталась именно той конической формы, которую я ей предал. Зато вновь попадали все швы. Ну вот. Давно бы так.
— Не болит, — удовлетворённо произнёс пациент.
— Перебирайся сюда, и оботрись от крови, — указал я ему на ведро с водой и полотенцем.
— Ага.
Вскоре он уже был готов и устремил на меня вопросительный взгляд. Я же указал ему взглядом на протез, мол примеряй. Разобраться с тем, как его нужно прилаживать не сложно. И уж тем более человеку имеющему техническое образование. Глазомер меня не подвёл, и культя села в приёмную гильзу как родная.
— И чего теперь? — Глядя на меня, поинтересовался Гаврила.
— А теперь надевай штаны, и двигай наверх. Придётся учиться ходить. Поверь, это совсем не одно и то же, что с простой деревяшкой. Сам видишь, тут всё на шарнирах, так что дерзай.
Штаны ему удалось одеть самостоятельно, хотя и не без труда. Лично я и не думал ему в этом помогать. Не маленький. Пусть старается.
Из подвала он поднялся с трудом, дважды при этом упав. Причём в первый раз, на ровном месте. Я и не подумал ему помогать. Разве только подал массивную трость, от которой он изначально отказался.
После обеда я выгнал его гулять по двору и садику. Мало того, он ещё и взялся помогать повеселевшей супруге. Правда, Антонина Прохоровна посматривала на мужа с некоторым беспокойством. Так-то он уже вполне себе бодро скакал на своей деревяшке, а тут едва на ногах держится, словно пьяный. Однако, сам Гаврила был полон оптимизма. Только хватило его лишь до сумерек.
— Твою-у м-ма-ать, — сдёрнув с себя протез, выматерился он.
И было с чего. Сразу в нескольких местах появились кровавые мозоли, три из волдырей с голубиное яйцо, три уже лопнули.
— Держи, — протянул я ему мазь собственноручного приготовления.
— Что это?
— Намажь мозоли, поможет. Правда не сразу. Амулетом лечиться даже не думай. Придётся помучиться несколько дней. Это как с новыми сапогами. Будешь мучиться, пока не разносишь и кожа не загрубеет.
— Н-да. Нет в жизни счастья, — принимая мазь, с улыбкой вздохнул Гаврила, а потом серьёзно посмотрел мне в глаза. — Спасибо, Фёдор Максимович. Сейчас-то тяжко, но уже вижу, что дельную ногу ты мне сподобил, я на ней ещё и бегать буду.
— Не благодари. Не для тебя старался, а для себя, — отмахнулся я.
— Это как так-то?
— А вот так. Сколько механиков по Пскову с хлеба на воду перебиваются, да работу себе найти не могут? А ты не успел на землю ступить, как тебя тут же стали зазывать. Знать знатный механик. А как увидят, что ты крепко на ногах стоишь, так ещё и в небо позовут.
— И ты решил, что я вот так запросто вильну хвостом, — возмутился Гаврила.
— В том-то и дело, знаю, что не вильнёшь. А значит при мне останешься, потому как иначе получаешься неблагодарным.
— Так значит.
— А ты думал я любовью воспылал к ближнему своему? — вздёрнул я бровь.
— Ну-ну, мели Емеля, твоя неделя. Ты себя кем хошь выставляй, да только ты есть тот, кто есть. И знай, я теперь с тобой и в огонь и в воду.
— Не надо в воду. Оттуда выплыть тяжко, — возразил я и выложил перед ним двести рублей.
— Что это?
— Завтра с Антониной забирайте детей, и отправляйтесь в город, за обновами. Детей приоденьте, соберите всё потребное в школу. Нечего по улицам с рогатками бегать, пусть ума разума набираются.
— Не надо. Я сам. Кое-что на чёрный день ещё есть.
— Не сомневаюсь, что есть. Только это не подаяние, и не забота о тебе и твоих домашних. О себе я думаю. Коли ты член моей команды, а семья живёт на моём подворье, то и выглядеть должны соответственно, чтобы мне урону не было.
— Эк-ка загнул. Ты часом не из дворян будешь, Фёдор Максимович?
