– Получилось? Засадить его за уроки в воскресенье – это да, это ты молодец, Лариса, – свояченица в восхищении подняла бровь и передала пакет с деревенскими продуктами. – Это для вас, а эту сумочку я домой заберу.
– Спасибо. Надеюсь, скоро не понадобится твоя помощь.
– Как так? – Регина замерла, ожидая услышать плохие вести. Замуж выходит, уезжает. Что?! Что случилось?
– Я, кажется, нашла работу, – сказала Лариса смущённо.
"Уф!". Выдохнула Регина, оглядела невестку. А она изменилась. Волосы цвета спелой пшеницы прибраны. На ней спортивная одежда, а не как обычно болтающийся на теле балахон. Огляделась по сторонам. А какой порядок в квартире! Уму непостижимо. Никогда Ростоцкая не видела этот дом без хлама по углам и пыли на мебели.
– Какую работу? Рассказывай.
– Это интерьерная студия. Ну, знаешь, они дизайн интерьеров предлагают и всякие дизайнерские штучки продают. Им нужен художник для росписи стен в особняках. Обещают хорошо платить.
– Как же я за тебя рада! Какая удача. Поздравляю, – Регина порывисто обняла невестку, но тут же засомневалась в ней. Опять она всё профукает. Плавали, знаем. Начала учить. – Теперь главное, чтобы у тебя всё сложилось с ними, с этой интерьерной студией.
– Сложится. Я буду стараться.
– Ого! Ты так уверена. А как же характер вольного художника, не терпящего ограничений свободы?
– Да-да, уверена. Чувствую, чёрная полоса в моей жизни закончилась. Я нашла работу. Я помирилась с родителями.
Телефон запищал в кармане. Регина отвлеклась на сообщение. Писал Архипов. Опомнилась, глаза округлила от удивления.
– Подожди. Ты что сделала?!
Она и думать забыла, что Ларочкины родители, отказавшиеся от неё после замужества с каким-то нищим парнем, сиротой, то есть её, Регининым братом, могут вновь появиться в её жизни. Через десять лет! Отец тогда поставил ультиматум – или Илья, или семья. Или-или. Решай! Лариса выбрала семью с Ильёй. Отец рвал и метал, а потом они вообще уехали из Старграда.
– Мама написала сначала, а потом мы разговаривали по скайпу. Папа раскаивается, что отказался от меня. Он тяжело болен и хочет меня видеть.
– Поедешь?
– Поеду. Присмотришь за ребятами?
– Конечно, присмотрю. Не волнуйся.
* * *
Игнат Шахтин стоял у плиты в чёрной майке и жарил яичницу. В этом доме найти нормальной еды невозможно, а яйца мать покупает постоянно, и не самые плохие, а для голоса.
– Сынок, а ты не пробовал причёсываться? Волосы торчат как у чёрта. И на это пресмыкающееся на шее смотреть невозможно. Жуть. Оденься, – сказала Елена Шахтина, указывая на татуировку. – Доброе утро.
– Отстань, я ещё толком не проснулся, – огрызнулся Игнат, перемешивая яичницу и закрывая сковороду крышкой. – И тебе – утреца.
Мать подошла, взяла его за голову, наклонила к себе чмокнула в щёку. Потрогала чайник – горячий. Потянулась за кофе.
– Тебя вечером как всегда не было, а я долго не могла уснуть. Всё думала и думала, – сказала Елена Георгиевна, делая пробный глоток кофе. Обжигающий. Нужно подождать, пока немного остынет.
– О чём на этот раз?
– Вот папа твой. Он ведь неплохой был человек, правда? – спросила мать, наклонив голову вбок. Выжидала.
– Ну, допустим, – сказал парень, выкладывая яичницу на тарелку.
– То есть ты так не считаешь?
– Мам, к чему ты клонишь? Я не понимаю.
Игнат достал из холодильника колбасу, а из тостера поджаренный хлеб. Порезал и водрузил колбасу на хлеб, аккуратно положил на тарелку. Немного полюбовался на сытный завтрак и принялся за еду.
– Он ведь тебя обижал часто. И ещё этот разговор, который ты подслушал.
– Подожди, подожди. Я не понял. Ты что думаешь, что это я папашу замочил?! – спросил Игнат, направляя вилку себе в грудь.
– Ну, я подумала, а что если…
– А тебя он разве не обижал? Тебя он не выставил за дверь? Не променял на официантку безродную?
– Начнём с того, что мне с его кончиной ничего не достанется. Не положено. Я – бывшая жена. То есть никто. А ты – сын. То есть наследник.
– Изи, изи, мутер. Ты совсем спятила, – сказал Игнат, встал, бросил вилку на стол, а на мать кинул презрительный взгляд и вышел из кухни. Аппетит пропал.
В баре "Пьяный монах" было шумно в этот вечер. Хоть и воскресенье, но народ гулял вовсю. Игнат с ребятами отыграл уже три сета по полчаса. Ещё один подход, и работа сделана. Игралось сегодня из рук вон плохо. Струны не слушались. Музыканты сбивались с ритма. Приходилось выдавливать из себя озорной кураж. Медиатор сломался в самый неподходящий момент – на гитарном соло. Пришлось доигрывать пальцами. Смазался красивый проигрыш.
– Три тысячи чертей! Соберитесь, – прошипела назад Рок-Сана, поправляя повязку на глазу.
Еле доиграли последний сет. В гримёрке Игнат перебрал с выпивкой. Закладывал одну порцию виски за другой, не закусывая.
– Ты прикинь, родная мать меня подозревает в убийстве отца. Родная! В мокрухе! Что уж там говорить о следаке. Он на меня волком смотрит. Мой личный хейтер, – сказал Шахтин-младший, полулёжа на маленьком кожаном диване.
– А ты не убивал? – спросила Рок-Сана, стоя у большого зеркала, поправляя причёску.
– Дикие барабаны и изумрудный остров! И ты туда же. Я что, похож на киллера? – спросил Игнат, привставая с дивана и тыча пальцем себе в грудь.
– Ну, не знаю. Ты всегда его ненавидел.
– Но не до такой же степени! Ты что?!
– Не переживай. Если не виноват, всё обойдётся, – сказала девушка, села рядом, обняла его за плечи и поцеловала.
– Думаешь?
– Уверена. И потом. Арестовали твою мачеху, а не тебя. Значит она – главная подозреваемая.
– Меня завтра следак на допрос вызывает.
– Зачем?
– А я откуда знаю.
Рок-Сана налила виски в свой стакан. Игнат протянул свой. Девушка закрыла его стакан ладонью. Хватит пить.
– Это шанс! Подкинь следствию новых жареных фактов о мачехе.
– Каких?
– Вспомни что-нибудь эдакое про неё, – сказала Рок-Сана, прищурила единственный глаз и поиграла в воздухе пальцами правой руки.
Убийцы тоже ошибаются
Бессонница – страшная вещь. Рвущая мозг на кусочки. Изматывающая нервную систему. Сводящая с ума. Руслан Архипов не мог уснуть до трёх часов ночи, хотя лёг спать до полуночи.
Сначала он думал о Регине. Она с годами расцвела. По-юношески приятная девочка превратилась в женщину, интригующую красотой и загадочностью. Характер, правда, так и остался не ахти, и с коммуникабельностью проблемы. За время, что они не виделись, Ростоцкая закрылась ещё больше. Ни с кем не встречалась, не дружила. Он узнавал через общих знакомых – ни с кем. Мрачные юбки удлинялись с каждым годом. В общении с Русланом она вела себя странно: то открывалась, сверкая карими глазами и выгибая левую бровь, то покрывалась коркой льда и уходила в себя. В такие моменты Архипов порывался обнять и отогреть теплом большого солдатского тела эту хрупкую девушку.
