– Никогда, слышишь, никогда больше так не делай, Агния! Найн! Нихт гут!
Ганс старался больше говорить по-русски и детей приучал к русскому языку, но, когда волновался, переходил на немецкий. Вовремя спохватился, чуть не прозевал дочь. Глядь, она с цыганами разговаривает. И руку дала старой цыганке, и уйти с табором собиралась.
– Эй, Ганс, тебя подвезти до дому? – крикнул старина Кауфман, сидя на козлах новенькой брички, запряжённой парой гнедых.
– Данке. С удовольствием прокатимся, – сказал Хельмшмидт в предвкушении поездки с ветерком. Такая бричка была только у его соседа. – Агния, ты где?
Неужели опять убежала несносная девчонка. Да что с ней такое происходит?! Нет, хвала небесам и Господу нашему Иисусу Христу, не сбежала, на месте стоит. Насупилась, брови сдвинула, а саму никак не сдвинуть. Не поеду с Кауфманом, и всё. Вот упрямое создание.
– И ты не поедешь, фатер, – так уверенно сказала любимица и взяла его за руку, что Ганс умерил родительский пыл и послушался дитя.
Что с ней поделаешь, пошли пешком до Немецкой слободы. До дому добрались усталые, но довольные – с подарками, с обновками, прогулялись опять же. На подходе Агния крепче сжала руку отца и грустно посмотрела на соседское жилище. На улице стояли понурые, молчаливые соседи, фрау Кауфман поддерживали дети, она сотрясалась в рыданиях.
– Герр Кауфман, не доехав до дома, разбился насмерть. Лошади испугались и понесли бричку, – сообщила Гансу жена.
Оружейник застыл, ошеломлённый новостью. Это всегда так странно, так неожиданно, когда видишь человека, разговариваешь с ним, а потом его уже нет. И никогда не будет. Стоп! Подождите, подождите. Они с дочерью тоже должны были ехать в бричке Кауфмана, но не поехали. Ганс посмотрел на Агнию со смешанными чувствами – смесь ужаса и уважения. Кто ты такая, Агния Хельмшмидт?
Однажды у барона Шафирова сломался любимый пистолет, старинный и очень дорогой. Никто из мастеров не взялся его ремонтировать, уж больно сложный механизм, таких теперь не делают. Ганс любил сложные задачки, пообещал разобраться.
– Извольте принять работу, – сказал Хельмшмидт через неделю, с поклоном отдавая оружие.
– Получилось? – спросил барон, с удивлением рассматривая раритет. – Ну, ты силен, братец.
– Вы ничего не замечаете, Ваше Благородие?
Шафиров покрутил пистолет в руках, заглянул в дуло, пожал плечами. А что, собственно?
– Это не Ваш пистолет. Я сделал точную его копию.
Барон отшвырнул подделку, а оружейника схватил за грудки.
– Ты чего? Ты белены объелся что ли? А где мой пистолет? Это фамильная реликвия.
– А вот он, – спокойно ответил Ганс, подсовывая оригинальное оружие. – Я его починил. Работает. Можете проверить.
Шафиров рассматривал оба пистолета полчаса, с подозрением, с сопением, но различия так и не нашёл. Вечером того же дня на придворных гуляниях под звон бокалов с игристым вином барон Шафиров представил немецкого оружейника Никите Демидову, набиравшего тогда силу. Главный поставщик русских войск заинтересовался рассказом барона. Полонез сменялся менуэтом, англез сменялся аллемандом. Танцующие пары склонялись в реверансе. Игристое ударяло в голову. Под взрывы фейерверка закреплялись деловые отношения.
– Пойдешь ко мне работать? – напрямую спросил промышленник.
– Пойду, – также прямо ответил Ганс.
– Ты сам-то откуда будешь? Из каких мест в Германии? – проявил интерес Демидов.
– Предки мои из Ростока, а сам я приехал из города…, – начал было рассказывать оружейник.
– Из Ростока, говоришь. О! Буду величать тебя Ганс Ростоцкий. Фамилия у тебя больно сложная, для русского языка тяжкое испытание. Согласен? Вот и славно, Ростоцкий. Твоё здоровье!
Он никогда не привыкнет к свирепой русской зиме, к этому ветру со снежной пылью, царапающему кожу лица, к этим сугробам по колено. В Германии тоже холодно, но не до такой же степени. И эта поездка случилась так не вовремя. Только вернулся с Уральских заводов Демидовых, срочно отправляйся в Тулу. В пургу? В метель? Там проблемы с ружейными затворами. Срочно!
– Не надо, фатер. Не ходи, – остановила в дверях подросшая Агния.
– Надо, доченька, надо, – поцеловал в макушку, легонько отстранил в сторону. – Дас из кайн витц.
– Тогда я поеду с тобой.
Это что ещё за балаган со скоморохами?! Не девчачье это дело. Не место девочке на оружейном производстве.
– Поеду, – твёрдо сказала дочь, оделась теплее: путь неблизкий.
Почему он не может ей сопротивляться? Теперь они вдвоём мёрзли в крытых санях, а вдалеке раздавался волчий вой. Страшно-то как. Боже Всевышний, смилуйся над нами! Неужели ты не слышишь раба твоего Ганса? Волки, злые, голодные, окружили возок. Нечистая сила, куда запропастились пистолеты? Жёлтые огоньки звериных глаз следили за каждым движением людей. Куда ты, глупая? Агния скинула меховое одеяло в сани и вышла навстречу вожаку. Белый волк с мощной шеей и длинной мордой смотрел на неё минуту, развернулся и убежал в лес. Стая нехотя последовала за вожаком. Ужин отменяется.
Пришло время и семье Ганса Ростоцкого перебираться в Санкт-Петербург. До чего же прекрасен град Петра! Широкие проспекты, набережные, мосты, министерства, церкви, костёлы, гостиные дворы. Каналы, как кровеносные сосуды, обогащали организм города, лодочки снуют туда-сюда. Новый город, новые возможности, новый завод "Ружейный двор". Всем найдётся занятие в новой столице государства Российского: и отцу, и подрастающим сыновьям. Ганс стал уважаемым человеком, обласкан царём, осыпан почестями. В большом каменном доме среди фузей и мушкетов придворный художник писал его портрет маслом. На картине оружейник с широкой щербинкой, выделяющейся между подкрученными усами, стоял в обнимку с ружьём. Благодатное время.
Агнии жениха нашли из приличной семьи. Всё честь по чести – свадьба, битьё посуды, посыпание гостей зерном и солью. Муж попался работящий и добрый. Дочь Ганса народила ораву русских немцев. Но не это главное.
– Фрау Марта, что с Вашим сыном? – спросила она как-то у соседки.
– Упал, Фрау Агния, вывихнул ногу. Лекарь сказал, что не может помочь. На всю жизнь останется хромым.
Агния почувствовала неладное. Не правда это, будет ходить этот мальчик, будет бегать, будет скакать на лихом скакуне и саблей махать. Здесь больно? А так? Так тоже болит? Ощупала колено, икру, щиколотку, крутила, давила.
– А-а-а! – сын соседки заорал на весь немецкий околоток как свинья на бойне. Дикая боль.
Агния дёрнула ногу мальчика что было сил и вставила на место.
– Да что ты творишь, баламошка?! – соседка оттолкнула её от сына, обняла, прижала дитё к груди. – Как ты, родной?
– Будет ходить Ваш сын. Будет. Пусть полежит немного, а потом встанет и пойдёт.
