Антонина не отвела взгляда, смотрела прямо в глаза умирающей девушке. Сердце колотилось, как будто пустилось в языческую пляску. На губах играла злорадная усмешка. Допрыгалась, стрекоза? Не будешь ты счастлива с Валерой. А я буду.
Регина отпустила руку Синегубовой. Какая страшная женщина сидела напротив, а ведь сразу и не скажешь, не подумаешь, на что она способна. Нежное лицо с первыми морщинками у глаз, легкомысленная рыжая копна, чуть полноватая статная фигура.
– Вы убили из-за Валерия дважды. Неужели он того стоит? – спросила Ростоцкая, потрясённая увиденным.
– О чём Вы говорите? Я не понимаю, – сказала подследственная, нахмурилась, предчувствуя, что и это преступление востроглазая в длинной юбке раскроет, нравится ей это или нет.
– Во время отпуска Шахтиных вы втроём распивали спиртные напитки на террасе. Думаю, там можно будет найти следы крови Галины Ивановой, – обратилась Регина к следователю. – Валерий ушёл спать. А Вы из личной неприязни толкнули девушку, она ударилась затылком о железную тумбу и умерла. Потом Вы замыли пятна крови на досках, завернули тело в плёнку, увезли в лес, закидали валежником и забыли о ней на три года.
Архипов восторженно смотрел на Ростоцкую. Во даёт! Как будто сама присутствовала во время убийства.
– Откуда Вы… – спросила Антонина неуверенно, не закончив вопроса. Запнулась, поняла, глупо спрашивать.
А был ли селезень?
На следующий день под окнами квартиры прозвучал знакомый автомобильный сигнал. Архипов сдержал слово, приехал в назначенное время на чистой машине. Дожди хоть и отступили, но луж в Старграде меньше не стало. Значит, готовился, в мойку заезжал.
– Руслан, а можно мне за городом порулить? – Мирослав сразу потянулся к мужчине с военной выправкой.
– А права у тебя есть? – серьёзно спросил Архипов.
– Пока нет. Ну, я же так, понарошку.
– Понарошку можно. Хочешь стать водителем?
– Ага. Как папа, водителем автобуса.
Сосновка считалась районом Старграда, но на самом деле была деревней, прилепившейся к городу, когда он стал разрастаться. Как и полагается из названия, деревня стояла в окружении сосен. Воздух вокруг пахучий, хвойный – вдохнёшь, как будто смолу облизнул. А за сосновым бором – горы дугой. Регина давно не была в этом районе. Удивилась, как раньше не замечала такую красоту.
– Я заеду за вами через два часа. Или напиши, когда надо забрать. Договорились? – сказал Архипов, закрыл дверь машины и исчез на лесной дороге.
Дом бабы Жени крепкой крестьянской постройки, подкрашенный, с новой ондулиновой черепицей, стоял почти на окраине деревни, ближе к соснам. Перед домом – палисадник с боярышником. Калитка открыта. Сторожевой пёс на цепи зашёлся лаем. Чужаки на его территории. На лай вышла баба Женя.
– Ой, Регинушка, приехала! Проходите, проходите в дом, – запричитала пожилая женщина.
– А можно мы сначала хозяйство посмотрим?
– Да, давайте.
Баба Женя в галошах и жилете крупной вязки поверх тёмного платья повела по двору.
– Вот тут у меня курочки живут. Цыплята, видишь, какие шустрые. Выросли за лето. Тут гуси гогочут.
– А почему тот гусь тёмный и на утку похож? – спросила Аня.
– Это Эминем. Здравствуйте, – сказала Таисия. Подошла тихо сзади к гостям. Вся компания обернулась. – Я маме подарила яйцо. Мне сказали, что оно гусиное. Новая порода. Учёный один презентовал. Оказалось, утка. Эминем считает себя гусем, потому что вырос среди гусей.
– А почему Эминем? – удивилась девочка.
– Это я его так назвала. Белый парень был первым рэпером среди чёрных исполнителей. А этот, наоборот, тёмный селезень среди белых гусей.
– Смешно, – сказала Регина. – Только Аня, наверно, не знает, кто такой Эминем и что такое рэп.
– Я знаю, что такое рэп! – выкрикнул Мирослав, встал в стойку и ритмично задвигался.
Хмм, колёса крутятся, резина трётся.
Пусть тот, кто ждёт – меня обязательно дождётся.
Пусть то, о чём мечтаем мы – по-любому сбудется.
Дорога стелется, колёса крутятся.
– Ничего себе, Мирослав! Откуда ты это знаешь? – спросила Регина.
– Это же Баста. Его все ребята во дворе знают. Он хоть и старый, но лучший рэпер в стране.
– Да… Раньше дочка Эминема крутила целыми днями, теперь вот Баста какая-то появилась, – вмешалась баба Женя. – Ох, уж этот Эминем. Он ведь уже и пару себе нашёл. Во-о-он ту гусыню видите? Его невеста. Никого к ней не подпускает.
– А кто у них родится? – спросил мальчик.
– Надеюсь, что никто. Ещё утко-гусей нам не хватало. Прости, Господи! Ладно, пошлите в дом. Зябко на улице.
В большой гостиной с образами и лампадами в углу ломился от деревенских деликатесов стол, накрытый белой праздничной скатертью. Регина сглотнула, чтоб не захлебнуться слюной. Так аппетитно! Ребята быстро освоились, помыли руки, уселись за стол.
– Вот блины, блины берите фаршированные, – подкладывала хозяйка угощение на тарелки гостей. – Сметанку, берите. Кушайте, мои хорошие.
Аня и Мирослав поели и побежали во двор. Там интереснее. Один важный Эминем чего стоит.
– К собаке не подходите, она цепная, укусить может, – напутствовала баба Женя.
– Мама мне всё рассказала, Регина. Про ваш уговор, – перехватила инициативу Таисия. – Да и Архипов сказал, что если бы не Ростоцкая, сидеть бы мне долго, и не факт, что счастливо. Или я, или Игнат точно пошли б под суд. Всё против меня складывалось. Яд был в сливках, а на баллончике мои отпечатки. Безнадёга. Но теперь я на свободе. Спасибо! И давай выпьем за тебя!
Цыганские глаза Таисии заблестели, она подняла бокал шампанского. Регина тоже подняла, отпила глоток, поморщилась.
– Кисло? Не понравилось? – расхохоталась молодая хозяйка. – Это брют. У нас им весь погреб забит.
– Я не привыкла к алкоголю, – сказала Ростоцкая.
– А я привыкла. После тюряги поехала я к себе, и что-то так тоскливо стало. Ваши опера там всё перевернули. Взяла одежду, два ящика брюта в машину поставила, забрала Ричарда от соседей и к матери рванула, – сказала Таисия и погладила мопса, спящего у её ног. – Здесь хоть и коровье дерьмо по дороге размазано, но уютно, по-домашнему. А там, в пустом золотом дворце, тоска зелёная.
– Сочувствую, – сухо сказала клептоманка совсем без сочувствия, вспоминая её обхождение с прислугой, да и вообще с людьми.
– Вот скажи, Регина. Вся ты такая правильная и умная, как мамка говорит. Что я делаю не так в жизни?
– Это не моё дело. Я ведь Вам не судья.
– Я не обижусь. Говори.
– Добрее надо быть. Собак Вы любите, а людей обижаете.
