Она шмыгнула носом, сглотнула набежавшие слезы. Ей плохо, очень плохо. Тело болит, усталость давит. Каждый вдох отдается болью в груди. В легкие словно углей насыпали. Шест… стал неподъемным. Она разжала пальцы, выпуская его из рук. Уж как-нибудь дойдет, след в след, как там Итан сказал?
Она прищурилась, высматривая вмятины, оставленные в мягкой почве. Итан маячил впереди, в пяти шагах — он не торопился, выверяя каждое движение. Такой высокий, широкоплечий, красивый… не для нее, это точно. Будет особенно весело, если она забеременела после всего этого. То-то будет забавно.
Вельмина сделала ещё один осторожный шаг, как ей казалось, в след Итана. И провалилась, не успев и пискнуть. Сразу по пояс. Ледяная топь охватила ее, сжимая, стискивая в костлявых лапах…
«Может быть, так даже лучше?» — мелькнула, словно проблеск молнии, мысль.
Слабой быть очень легко и спокойно. Надо просто перестать бороться, и тогда темные лошади в тумане станут просто тьмой. Вельмина задрала голову и посмотрела на бездонное голубое небо. Красота, какая спокойная и вечная красота…
— Вельмина! — рев, полный бешенства, — ты что творишь?!
Он вцепился в нее так, что мог бы и руки оторвать. Вельмина даже не сразу сообразила, как это у него получилось: только что был далеко впереди, и даже не обращал на нее внимания — и уже здесь, распластался по напитанной, словно губка, водой земле, и тянет, медленно, но верно отбирая у холода смерти, отвоевывая дюйм за дюймом, обдавая горячим дыханием.
— Оставь, — шепнула она, — оставь…
Лицо Итана исказилось такой яростью, что, казалось, он сейчас сам Вельмину придушит — а потом бросит в болото.
— Еще одно такое слово, и я тебя ударю, — прошипел дракон.
А сам все тянул и тянул ее, и наконец Вельмина сообразила, что тоже лежит на животе, и ниже пояса все мокрое и холодное. Как будто смерть облизала гигантским языком.
— Почему ты молчала? — Итан все не мог отдышаться, — почему? Мне что, надо тебя к себе привязать?
Она покачала головой. Теперь уже и сама не знала, что на нее нашло. Осознание того, что еще немного — и она действительно бы навсегда осталась в холодной тьме — внезапно охватило ее, заставляя дрожать, клацать зубами.
— Вельмина, — Итан судорожно вздохнул, — что я должен сделать, чтобы ты снова хотела жить?
И, ничего больше не спрашивая, он поволок ее к твердой земле. Сам полз, и ее тащил за собой.
Когда они выбрались, то долго лежали на траве. Вельмина все смотрела на небо и тоже задавалась вопросом: что такого должно случиться, чтобы ей хотелось жить? То, что произошло только что… оказалось страшно. Очень страшно — но не потому, что она могла утонуть. В тот миг она не хотела бороться, и это было неправильно. Любое живое существо хочет жить. А она, вот, засомневалась.
Она покосилась на Итана, который лежал рядом, раскинув руки и как будто пытаясь собрать в себе солнечное тепло. Оно лилось золотыми нитями с небес, пробиваясь сквозь величественные кроны сосен.
Итан почувствовал ее взгляд и повернул голову.
— Так что я должен сделать?
Он внезапно замолчал, задумавшись. А затем резко перекатился набок, вплотную к Вельмине, обхватил ладонями ее лицо и поцеловал. Прямо в губы, еще не зажившие, ещё распухшие. Этот поцелуй разлился болью и горечью, скрутил жестокой судорогой неподвластного ужаса.
Вельмина взвизгнула, попыталась оттолкнуть. Только не это! Она… она не переживет еще раз.
И так же внезапно он отпустил, несколько мгновений тяжело дышал, прислонившись лбом к ее лбу, а потом прошептал:
— Да ты вся горишь… Вельмина… у тебя жар.
ГЛАВА 12. Лесная ведьма
Они все-таки ее сломали.
Как ни надеялся Итан, что Вельмина придет в себя, что вся эта ее заторможенность — дело временное — но нет. Сломали, где-то глубоко внутри сломали, потому что несломленный человек не будет погружаться в трясину совершенно безмолвно. Не будет смотреть отрешенно в небо и при этом молчать. Он и поцеловал-то ее, чтобы встряхнуть, заставить хотя бы злиться, ненавидеть… А Вельмина вся буквально горела. Даже удивительно было, что она на ногах держалась.
Итан откатился в сторону, сел, закрыв ладонями лицо. Все это время… Он изо всех сил пытался не поддаваться отчаянию. Надеялся, что вытащит ее из той темноты, в которую ее зашвырнули мертвые уже ублюдки. А теперь Вельмина заболела и, похоже, всему их путешествию мог наступить конец. Потому что Итан не умел исцелять, и поблизости не было ни одного лекаря.
Вот и все.
Он дернулся, ощутив мягкое прикосновение к запястью. Посмотрел на Вельмину: она тоже села на траве и молча и жалобно смотрела. Слишком бледная… Только лихорадочный румянец на щеках. Как он мог этого не заметить?
— Итан, — тихо проговорила она, — не беспокойся. Я смогу идти дальше.
Мысленно застонав, он перехватил ее узкую кисть и прижал к губам. Бездна! Она такая горячая, и, похоже, очень скоро все будет плохо.
И в глазах — темных, блестящих — такое отчаяние и страх.
— У тебя что-нибудь болит? — хрипло спросил он.
Вельмина помолчала, прислушиваясь к себе. Потом ткнула пальцем себе в грудь.
— Знаешь, вот тут… совсем немного, когда я вдыхаю. И еще кажется, что я могла бы вдохнуть больше — но не могу.
Он стиснул зубы, чтобы не завыть в голос. Провались все в Бездну! Только этого не хватало.
Итан на миг закрыл глаза — чтобы попытаться сосредоточиться.
«Знаешь, Пакрион… Если Вельмина умрет, то я вернусь, — подумал Итан, — я найду, где купить катализатор, и тогда… клянусь, я сожгу и тебя, и город в придачу».
Мысль ему понравилась. Странное дело: до сего момента Итан думал только о том, чтобы двигаться вперед, не оглядываться на все мерзкое, что оседало позади. Он не думал о том, что надо мстить. Он просто хотел быть свободным и по возможности счастливым. Но сейчас, рядом с Вельминой, которая подхватила грудную лихорадку, Итан внезапно подумал и о том, что происшедшее лежало могильным камнем не только на тех, кого он уже убил — но и на принце Аривьена. А заодно и на человеке, которого он раньше считал своим отцом.
Всего лишь на миг — представил себе, как поливает пламенем королевский дворец, и как белые стены тонут в багряных сполохах… Из пламенной бездны его вырвал тихий хриплый голос.
— Но я могу идти… Итан… — она помолчала, глядя на него с грустью, — пожалуйста, не бросай меня в лесу. Сама не знаю, что на меня нашло. Временами мне кажется, что я совершенно никчемная, так, пыль под ногами, и не нужна тебе. Но мне страшно умирать в лесу, одной… Не оставляй меня.
Больше всего на свете ему хотелось схватить Вельмину в охапку и как-то впитать в себя ее болезнь. Итан болеть не боялся, он бы перенес все это легко. Но — он не был магом — и не мог отобрать лихорадку. И потому усмехнулся и сказал, глядя в волшебные глаза цвета шоколада:
