— Что ж, это случилось на нашей земле, значит нам его и провожать, — смиренно выдохнула старуха. — Вели парням подготовить тело, а сам разыщи мне ворона. Нужно сообщить матери.
— Как прикажешь, — Йорн почтительно склонился и покинул хижину.
— Что ж, если Болота так решили… — пробормотала под нос Бенгата и устало опустилась на скамью.
Позже она заварила чай. Когда янтарная жидкость наполнила кружки, в нос ударил, болезненно оцарапав нёбо, горький запах успокаивающих трав, который Элья всегда искусно прятала за сладкими нотками мёда. Я затаила дыхание прежде, чем тошнота успела подобраться к горлу, и стремительно осушила отвар. Как никогда мне хотелось забыться в спокойном без сновидений сне и скорее встретить хмурое утро, чьей свет непременно развеет все тревоги, опутавшие сердце сотканными из тьмы сетями.
Шеонна тоже не отказалась от напитка. После беседы с Йорном она заметно оживилась и теперь, неторопливо потягивая чай, — кажется, тошнотворно-горький вкус её совершенно не беспокоил — с любопытством рассматривала хижину.
На ночлег мы устроились у тёплого очага на мягком ковре из пёстрых звериных шкурок. Нежно обняв Эспера и зарывшись носом в его спутанную шерсть, я медленно погрузилась в сон под умиротворяющий треск догорающих поленьев и тихий скрип ножа по древесине — Бенгата стругала послание на тонких веточках, а ворон Йорна с любопытством наблюдал за движением морщинистых рук, нетерпеливо переминаясь с лапы на лапу.
Мой сон оказался крепким, лишённым мучительных кошмаров, но недолгим: вскоре меня разбудил тихий болезненный стон. Я с трудом разлепила отяжелевшие веки и приподнялась на руках, — тонкое одеяло за время сна словно прибавило в весе и теперь давило на плечи, а тело нещадно ломило от усталости и противилось резкому пробуждению.
Бенгата сидела рядом. Склонившись над Шеонной, она о чем-то тихо бормотала и протирала её лоб мокрым полотенцем. Грудь девушки тяжело вздымалась и грузно опадала, прерывистое дыхание срывалось с губ подруги в сопровождении мучительного хрипа.
— Шеонна! — встревоженно окликнула я и сжала липкую от холодного пота ладонь.
— Не кричи, — шикнула на меня старуха.
— Что с ней? — испуганно залепетала я. — Это из-за её ран? Заражение?
— Нет! — Бенгата вздрогнула и поморщилась, словно я залепила ей невидимую пощёчину, посмев усомниться в знахарских талантах. — С твоей подругой всё в порядке, по крайней мере её тело точно здорово.
— Я не понимаю…
— Утром. Мы всё поймём утром.
Старуха вновь окунула полотенце в миску с холодной водой и приложила его ко лбу Шеонны.
Я просидела рядом пока подруге не стало легче: её дыхание выровнялось, руки потеплели, и она наконец затихла в спокойном сне. Бенгата шумно выдохнула и, прижимая руку к ноющей пояснице, поплелась к своей кровати.
Вскоре комнату наполнил громкий храп. Словно выкованный из чугуна, он, грохоча, прокатился по деревянным половым доскам, заглушив их жалобный скрип, ударился о тонкие стены и разбился на сотни осколков каждый из которых нещадно зазвенел подобно разбуженному колоколу. Казалось, скрытая под серой шкуркой-одеялом старушка обратилась в чудище, и стоит тому вдохнуть чуть глубже, как лёгкая шторка, разделяющая комнату, взметнётся под порывом ветра и забьет чудовищу нос размером с оконную створку.
Иначе откуда еще мог рождаться такой оглушительный звук?
Шеонне, к слову, он совершенно не мешал. В то время как я ворочалась, искала спасения под шкурой, зарывшись под неё с головой, зажимала уши до боли в висках, но всё было тщетно.
Раздражённо рыкнув, я сбросила с себя одеяло и удивленно ахнула.
В зазор между створками запертых ставень проникал теплый ночной ветерок. Он развивал полы воздушной тюли в цветастых заплатках и вальсировал на подоконнике в паре с золотыми пылинками. Вдоволь накружившись, он бережно опускал их на обеденный стол у окна и уносился прочь, чтобы через мгновение вернуться в сопровождении новых, сияющих бледным светом, спутниц.
Повинуясь любопытству, я взяла Эспера на руки и прокралась к двери, возле которой золотым ковром осели пылинки, занесённые сквозняком в узкую щель над полом. Хотя осторожность была излишней — за храпом, издаваемым Бенгатой, никто бы не услышал, вздумай я передвигать массивные шкафы или отыграть барабанную партию на казанках, сложенных на каминной полке. Но почему-то я все равно ощущала легкое покалывание страха с примесью стыда, словно собиралась подсмотреть за таинством, запретным для чужака.
Когда я открыла дверь, мерцающий ковёр у порога мягким облаком взмыл в воздух и развеялся по комнате, оборванными лоскутами облепив стены и осев на захламленных полках, скамьях, и шкурах, в которые куталась Шеонна — стоило мне встать, как моё одеяло тоже перекочевало на её плечи.
Тьма всё ещё нависала над болотами, заслоняя своими лапами даже тусклый лунный свет, но вопреки ей Даг-Шедон сиял, словно частичка солнца, потерянная в черных песках ночи. Крыши домов, узкие дорожки, соединяющие платформы, подвесные мостики и неподвижные ветви деревьев — всё было усыпано золотом.
Воздух дрожал от мерного жужжания амев, которых здесь были сотни.
Я робко переступила порог.
Потревоженная босыми ногами, пыльца взвилась в воздух и окутала меня мерцающим тёплым облаком. Золотые искры осели на волосах, прилипли к рукам и затерялись в рыжей шкуре Эспера, от чего она засветилась изнутри подобно пламени. Моё сердце болезненно сжалось и налилось свинцом. В ту самую минуту я отчаянно хотела верить, что эти крошечные огоньки, утопающие в шерсти тамиру, сумеют достигнуть его сердца и развеять тьму, стискивающую разум и душу в болезненных путах. Я знала, что это невозможно, но отчаянно цеплялась за мнимую надежду.
Сдерживая подступающие слёзы, я прикусила губу и заставила себя улыбнуться несмотря на страхи пережитого дня, неутихающее беспокойство о Шейне и мучительную тоску по Эсперу.
Несмотря ни на что…
Уже увереннее я шагнула вперёд, окунувшись с головой в новое облако сияющей пыли, и закружилась на месте, как тот ветерок, что недавно вальсировал с золотыми искрами на окне. Я кружилась, жадно вбирая взглядом слепящий блеск золотых крупинок, парящих у носа, и дрожащий свет мохнатых амев, жужжащих над головой. Я не могла вытащить Эспера из плена Бездонного, не могла вырвать родную душу из цепких лап Тени, но могла хотя бы попытаться придать тамиру сил, наполнив его светом и крошечной частицей радости, которой в последнее время было так мало.
Я пыталась.
Зная, что это бессмысленно, чувствуя, как черная стена между нами разрастается и гасит любой свет, который я подношу — я продолжала пытаться.
Внезапно поднялся ветер. Он разъяренно хлестнул по деревьям, до хруста выгибая старые сухие ветви, поднял в воздух пыльцу, облепившую улочки Даг-Шедона, и швырнул мне в лицо. Крошечные, прежде невесомые пылинки слепили, забивали глаза, кололи нос и щеки, словно стая жалящих насекомых. Я закрыла себя и Эспера плащом. Где-то за спиной, раскачиваясь, жалостливо заскрипел подвесной мостик и ударили по стене незакрепленные оконные ставни.
