Элья не проронила ни слова, лишь окинула Ария недоверчивым взглядом, — он ответил очаровательной улыбкой, но она не произвела на женщину никакого впечатления, — приобняла меня за плечи и увлекла в сторону дома.
Остаток дня Элья больше не выпускала меня из виду, держала рядом с собой пока сама хлопотала над приготовлением ужина и настойчиво отпаивала горькими настойками. И несмотря на то, что никакие травы не могли избавить от болезненного жжения в груди, — страдала моя душа, а вовсе не тело, — я каждый раз покорно принимала очередную теплую чашку и осушала ее до дна. Может это и не унимало мою собственную боль, но хотя бы успокаивало Элью.
Для меня же целительнее любых трав был её голос.
Она не ругалась, не задавала вопросов, её молчание тяжелым грузом опустилось на плечи и давило сильнее любых упреков. Но, женщина не наказывала молчанием слишком долго, вскоре разрушила окутавшую нас гнетущую тишину и как ни в чем не бывало придалась пересказу житейских историй, накануне подслушанных у торговцев и горожан. Я едва улавливала их смысл, но с жадностью ловила каждое слово. Нежный завораживающий голос служанки согревал и притуплял зудящую тревогу и одиночество, поселившееся во мне после ухода Эспера, — они всё еще копошились в груди, словно голодные мыши, но больше не кололи крошечными когтями и не приближались, чтобы вновь причинить боль.
А вот с Омьенами всё было иначе.
За ужином царило гробовое молчание. Над широким столом звучал лишь неторопливый звон столовых приборов. Три пары глаз неотрывно следили за мной, явно выискивая во мне признаки отступления неизвестного недуга или же наоборот предвестия нового срыва.
Я неуверенно поерзала на стуле, уткнувшись взглядом в свою тарелку. Пряная курочка таяла на языке, будоража аппетит и напоминая, что я не ела больше суток. Но под тяжестью взглядов я не могла проглотить ни кусочка.
Омьены смотрели на меня так, как последние десять лет смотрела Терри — с сочувствием и затаённым страхом, словно не знали как теперь вести себя в моем присутствии. Но я была благодарна хотя бы за то, что они не задавали никаких вопросов, не спрашивали о самочувствии и причинах моей лихорадки, — минувшей ночью они сами придумали ответ на этот вопрос, возложили всю вину на алый кристалл и меня это устраивало.
После напряженного ужина я поспешила скрыться в спальне, но Шейн перехватил меня в холле и настоял на том, чтобы залечить мои раны. Я не стала возражать.
Пока его руки плавно витали у моей шеи, так близко, что я ощущала их тепло, я безучастно разглядывала витиеватый узор на обоях позади Шейна и упорно делала вид будто не замечаю изучающего взгляда, блуждающего по моему бледному лицу. Сила Древней Крови иголками вонзалась в израненную кожу, но боль, вызываемая ее прикосновением, не могла сравниться с той, что терзала меня накануне.
Неожиданно ладонь Шейна легла на мою ключицу. Я вздрогнула и перевела изумленный взгляд к лицу друга, но он, кажется, ничего не заметил. Между его бровями пролегла хмурая морщинка, пальцы переместились на цепочку и заскользили вниз по серебряным звеньям. Прежде чем Шейн успел прикоснуться к алому кристаллу, я поймала его руку и что есть силы сжала запястье. Он удивленно вскинул голову, поймав мой встревоженный взгляд.
— Его невозможно снять, — напомнила я.
«И он не виноват в том, что происходит со мной», — мысленно добавила, не в силах произнести это вслух.
Я стиснула зубы. Мне хотелось довериться Шейну, хотелось рассказать ему всю правду, развеять его иллюзии относительно кристалла и наконец сбросить с плеч груз недомолвок и тайн. Но я была вынуждена молчать, понимая, что никогда и никому не смогу раскрыть тайну об Эспере, ведь обитатели этого дома были людьми, — они рождены с ненавистью к тамиру, взращены на лжи о проклятых волках и вряд ли мои слова смогут противостоять их предубеждениям.
— Он причиняет тебе боль, — произнес Шейн.
Моё сердце пропустило удар, на мгновение я забыла, как дышать, но быстро взяла себя в руки, осознав, что друг говорит всего лишь о кристалле.
— Не только он, — я попыталась сменить тему, пока мысли о тамиру вновь не разожгли болезненное пламя, и опустила взгляд к запястью, овитому браслетом со Слезами Эрии.
За последние сутки он тоже доставил мне не мало боли. Не счесть сколько раз мне хотелось сорвать его с руки и выпустить Силу, что рвалась на свободу в ответ на мои душевные терзания и желала разрушить мир, заставляющий меня страдать. Но бирюзовые осколки Слёз усмиряли разъяренную стихию пронзающей электрической болью, от чего кожа под ними покрылась красными пятнами.
Не проронив больше ни слова, Шейн понимающе опустил ладонь на мое запястье, и я ощутила покалывающее прикосновение его Силы.
❊ ❊ ❊
На следующее утро я вновь стояла перед черной башней, прожигала взглядом пустые глазницы бойниц и серые стены, разделяющие меня с Эспером. Я всё еще не чувствовала его присутствия в своей голове, но отчего-то была уверена, — зверь возвращается в Эллор. Возвращается ко мне.
Кажется, я могла бы простоять так целую вечность, пока городская стена не рассыпалась бы прахом, открыв мне путь к тамиру, но голос Ария вырвал из задумчивости.
— Пора возвращаться, — напомнил он. — Ты ведь опять никого не предупредила о своем уходе?
Он был прав.
Эту ночь я провела без сна: боялась сомкнуть глаза и вновь оказаться в зыбкой трясине из мучительных кошмаров. Я ворочалась на кровати, отрешенно разглядывала кривые тени на потолке, отбрасываемые яблоней за окном. Ее ветви скорбно скрипели и скрежетали по стеклу, но я не обращала внимания на ее зловещие стоны, — реальность была куда безопаснее моих снов. Утром я с трудом нашла в себе силы, чтобы спуститься к завтраку и выдавить притворную, ободряющую улыбку в ответ на настороженные взгляды домочадцев. Но как только с ужином было покончено, Велизар Омьен и Шейн скрылись в кабинете, а Шеонна с Эльей отвлеклись на уборку, я незамеченной выскользнула из дома.
— Не хотелось бы мне снова встречаться с той Ксаафанийкой, — продолжил Арий, повернувшись спиной к башне, — кажется, я ей не очень понравился.
Сегодня он был на удивление напряженным. Вел меня незнакомыми людными улицами, резко петлял на поворотах, то и дело оглядывался, хмуря брови. Вскоре его нервозность передалась и мне. Я вертелась по сторонам, с тревогой всматривалась в равнодушные лица прохожих, но так и не смогла понять, чего именно нам нужно опасаться. Я собиралась спросить Ария о причинах его беспокойства, но вопрос неожиданно застрял в горле — я больше не знала, как обращаться к тамиру, носящему несколько имен.
Наверно, теперь, когда я узнала его настоящее имя, мне стоило называть его Йору. Но это имя казалось вязким, оно прижимало язык к нёбу и совершенно не подходило тому, кого я видела рядом с собой. Оно должно принадлежать беззаботному человеку с яркой, сияющей улыбкой, не омраченной бременем прошлого, а не тому чьи губы чаще всего искривляла лукавая, злая усмешка. Имя Арий подходило ему гораздо больше, оно было таким же ледяным, как взгляд его светло-голубых глаз.
