Вечером мы разбили лагерь у подножья пологого холма и уже никто не забывал о полыни и еловых ветвях в костре. А на следующее утро вышли на широкую ровную прогалину и продвигались уже быстрее, не смотря на усталость и боль в ногах.
В воздухе ощущалась жизнь — солнце согревало наши спины, птицы щебетали над головами, а Шеонна утомившись от долгого пути развлекала себя, донимая тамиру. Выросшая на правдивых историях Эльи, подруга многое знала о волках, но всё равно засыпала Ария и Эспера глупыми вопросами, ответы на которые ей не были нужны, — она просто надеялась, что честность тамиру пробьет стену ненависти, которую выстроил Шейн, и поможет ему иначе взглянуть на происходящее.
Вот только Эспер не оценил подобной любознательности и скрылся далеко впереди, оставив брата в одиночку отвечать на вопросы.
— Нет, мы не высасываем память и душу из человека вместе с кровью, — тяжело вздохнул Арий и кивнул головой в мою сторону. — Разве она похожа на бездушное растение?
Шеонна окунула меня нарочито внимательным взглядом, словно действительно видела во мне какие-то признаки. Я возмущенно нахмурилась, чем вызвала тихий смешок подруги.
А тамиру тем временем продолжал:
— Мы действительно пьем кровь, чтобы перенять какие-то черты: цвет шерсти, форму тела, остроту зрения и нюха. Но даже одна капля крови порождает одностороннюю связь с этим существом — мы чувствуем его эмоции и слышим мысли, но не впитываем память и уж точно не отнимаем ее. И ни один тамиру никогда не сможет причинить вред существу, чью кровь он попробовал. — Арий на мгновение смолк, задумчиво пнув камешек. — Это словно убивать самого себя, вонзать клыки в плоть существа и чувствовать его агонию как собственную.
— А в наших сказках… — начала Шеонна, но тамиру резко ее перебил.
— Ваши сказки лживы, как и ваши маги! Когда-то люди пытались овладеть силой нашего народа — желали вытягивать воспоминания из крови и создавать нерушимые связи. Но все ритуалы приводили к тому, что кровавая магия отнимала у человека всё: память, рассудок и может быть душу, оставляя лишь пустую оболочку. Люди причинили своим же собратьям много вреда, а приписали эти заслуги нам — ненавистному всеми народу, который не мог за себя постоять.
— Где настоящий Арий Эрвор?
Меня пробрала дрожь от ледяного тона Шейна, он шагал позади нас и не сводил колючего взгляда с тамиру. Тот ответил, не обернувшись:
— Умер десять лет назад, вместе с остальными детьми Майрона Эрвора. Если ты забыл: все они были отравлены людьми, — последнее слово Арий выплюнул с едкой пренебрежительностью. — Люди не задумываясь убивают себе подобных, из-за мелких обид или жадности, но монстрами почему-то считают именно нас.
— Все кроме чудом выжившего бастарда, — скривился Шейн, пропустив замечание мимо ушей. — Почему именно он?
— Арий единственный, кто был близок мне по возрасту, — тамиру бесстрастно пожал плечами.
От Эспера я уже знала, что тамиру способны принимать лишь тот облик, который соответствует их истинному возрасту: если взрослый зверь вкусит кровь ребенка, то он никогда не сможет примерить его юное лицо, но без труда воссоздаст его взрослую копию.
Но до этого дня я никогда не задумывалась над возрастом братьев.
Я с любопытством разглядывала точеный профиль Ария, гадая каким сейчас мог бы быть настоящий владелец этого имени: обладал бы он подобным хищным разрезом глаз или тонкими губами, уголки которых были тронуты лукавой улыбкой? И сколько своего в это лицо привнес тамиру?
В одном я была уверена точно: погибшему Арию Эрвору сейчас могло быть чуть больше двадцати лет — ровно, как и волку, отныне носящему его имя.
Если с Арием всё было понятно, то вот звериная шкура Эспера совершенно не отражала количество прожитых им лет. Лишь по истинным размерам исполинского волка я могла догадываться, что с его рождения минуло минимум три десятка зим.
«Чуть больше, — поправил меня Эспер.»
Я подскочила на месте, словно ужаленная, а к щекам прилила кровь. Однажды я научусь скрывать своим мысли от тамиру, но сейчас он гулял по моему разуму словно по дому, лишенному дверей.
— Десять лет ты живешь в теле человека, — в голосе Шейна послышалось отвращение. — И так легко в этом сознаешься. Не боишься, что мы раскроем твою истинную сущность?
— Нет, — небрежно отмахнулся Арий. — Никто из вас не расскажет об этом ни единой живой душе, да и мертвой тоже. Вы же не настолько глупы, чтобы переходить дорогу Маретте Эрвор. Между прочим, за это милое личико она уже и без того сгубила не мало людей.
Шейн недовольно сжал челюсти.
«Ее называют Кровавой Графиней, — пояснил Эспер в ответ на мое недоумение, — фаворитка императора и единственный кровавый маг в Дархэльме. Стоит пояснять почему она единственный?»
— Хватит прожигать меня взглядом, человек, — насмешливо оскалился Арий. — Думаю после того, как я избавил мир от троих тамиру, мы с тобой должны стать друзьями. Общий враг и всё такое.
— Одно дело убить врага, — сдержанно ответил Шейн, — а другое сотворить подобное с его телом. Думаю, что из вас четверых эти трое были меньшим злом.
Тамиру усмехнулся, но в этом смешке не было привычного ему лукавства.
— Каково это жить в Чаще? — спустя некоторое время Шеонна попыталась разрядить обстановку и вновь вернулась к допросу, но в этот раз её голос звучал неуверенно. Она с опаской поглядывала на Ария, опасалась реакции, которая может последовать за ее вопросом.
Тамиру молчал, не сводя с девушки задумчивого взгляда. Казалось, он уже не ответит, но внезапно Арий театрально щелкнул пальцами и мир вокруг нас пришел в движение. Мы замерли на месте. Молоденькие сосны распушились и склонились к земле, их стволы стали шире, темнее и в грубой древней коре пролегли глубокие трещины. В листве, настолько густой, что сквозь нее не проникал дневной свет, зажглись сияющие цветы — голубые, розовые, сиреневые, заливающие все вокруг яркими чарующими красками, подобно гирлянде.
Мимо пропылили несколько сияющих мотыльков, — один из них задел крылом мою щеку, но я не ощутила прикосновения иллюзии, — и умчались в Чащу, туда, где среди деревьев притаился древний город.
Уверена, что когда-то он покорял своим величием и даже Эллор не мог сравниться с ним в красоте. Из-под пушистого мха проглядывали остатки дороги, уложенной плиткой, а стены брошенных домов не теряли своего сияния даже во тьме Чащи.
Внезапно я споткнулась, не заметив выступившую корягу, спрятавшуюся под красивой иллюзией. Арий поймал меня под руку.
— Не позволяй иллюзиям себя обмануть, пташка, — с лукавой улыбкой упрекнул он.
— Довольно, — сердитый голос Эспера ворвался в спокойную сонную Чащу, разорвав иллюзию на клочки. — Мы почти пришли.
❊ ❊ ❊
Варрейн жался к горе, словно осиротевший ребенок, и та заботливо обнимала его полукругом. Спереди же его ограждала высокая стена, — город казался непреступным. Взобравшись на высокий пологий холм, я разглядела на горизонте его темные городские крыши, подкрашенные алым светом заходящего солнца, и высокий шпиль башни, стремящийся сравняться по высоте с отвесной скалой.
