И уже собралась было его откусить, когда Джек перехватил ее руку.
– Ты их мне принесла, вот и отдай! – сказал, заглушая голодные спазмы в желудке.
Мара понимающе улыбнулась и отдала пирожок. Есть она все равно не хотела: так, только подразниться, знала, что Джек хорохорится лишь для вида, а сам истекает голодной слюной. Вон какой вымахал, выше нее на целую голову... Такого кормить нужно на славу.
Кормить и заботиться.
И любить...
Мара любила.
Всем сердцем! С самого первого взгляда.
Что чувствовал Джек, она лишь смутно догадывалась...
Знала одно: его привязанность была искренней.
Только достаточной ли для счастья?
Для их обоюдного счастья...
– Вкусно. – Он разом, словно удав, заглотил два пирожка целиком и даже зажмурился от удовольствия. – Скажи Зельме спасибо!
– А я как же? – осведомилась Мара не без кокетства. – Мне, разве, спасибо не полагается? – И склонила голову к плечу. Ни дать ни взять задорный воробышек...
Джек все еще к этому не привык.
– И тебе тоже спасибо, – просипел через нос, неожиданно покраснев.
И стал на два тона темнее, когда Мара его поцеловала... Просто чмокнула в губы – казалось бы, ничего нового, между ними это был решенный вопрос – однако привычка не приходила. Он каждый раз полагал, что чем-то обманывает ее...
– Так будет лучше. – Мара опять погладила его по щеке и стало серьезнее вдруг, задумчивее. Взяла его за руку и повлекла в сторону дома... Сказала вдруг через время: – Мама задумала что-то, сердится на меня. Уж коли хотим уходить, пора это делать, как можно скорее! – И, как бы продолжая давно начатый спор, в запальчивости потянула его за рукав форменного платья: – Ты сам разве не видишь, все это не для тебя? Ты лучшего достоин. Не просто получать тумаки от подвыпивших клерков – расследовать настоящие преступления.
– Любой инспектор был когда-то констеблем, – возразил девушке Джек, правда, без жара.
И сам давно в это не верил...
Исполнившаяся мечта оказалась обманом. Не тем, о чем он мечтал...
– Ах, Джек, – Мара схватила его за руки, – пожалуйста, не противься: уедем, как и хотели, – взмолилась она горячее обычного. – Нас все равно ничто здесь не держит: ни город этот проклятый, ни люди, его заселяющие, – ничто, кроме формы твоей...
– … И отсутствия денег, – закончил за нее Джек. – Ты знаешь, билет будет не дешев. Мы много раз о том говорили...
– Деньги можно найти... – сказала Мара, и руки ее упали вдоль тела. – Я только боюсь, что ты вдруг отступишься. Не захочешь все бросить! Уехать со мною.
И Джек, полный самых противоречивых эмоций, ощущая тоску размером с Лондонский мост, произнес, как обычно:
– Мне некуда отступать. Как сказал, так и сделаю! Когда ты хочешь уехать?
– Хоть прямо сейчас, – воскликнула Мара. – Хоть в эту минуту! – Прильнула к его груди, и Джек испугался, что враз замолчавшее сердце расскажет ей больше неискренних слов. В которые он и сам хотел бы поверить!
Джек проснулся задолго до дежурства и сразу же взялся за дело: принялся переписывать бумаги мистера Баррета. Он делал это по собственному желанию, в благодарность за предоставленную квартиру, за которую тот, несмотря ни на что, не брал с Джека ни пенни.
И он, ощущая неловкость за эту явную благотворительность, продолжал помогать ему перепиской.
Некий Оливер Кейбот был обвинен в убийстве по неосторожности: используя метод доктора Сеира по исправлению сколиоза, довел жену до физического истощения и смерти. Он утверждал, что обильный вес давил на кости бедняжки, а заставить ее похудеть другим способом у него никак не выходило.
Джек хмыкнул, поставив последнюю точку, – люди не переставали его удивлять. Удивительные существа!
Однако пора было поторапливаться: снести переписанное мистеру Баррету да отправляться в участок. Может, и с миссис Чендлер удастся свидеться: она, вместе с матерью и детьми, должна была прибыть еще прошлым днем. Давно оговоренная помолвка должна была состояться, и Джек был рад за обоих... Хоть кто-то сумел отстоять свои чувства, пусть это и было не просто, он знал то не понаслышке. Мистер Баррет обмолвился как-то, что миссис Баррет, его дорогая матушка, никак не хотела и слышать о провинциальной вдове с целым выводком разномастных детишек. Любовь казалась ей вздором, влечение сердца – обманом, а собственный сын – глупым ребенком, поверившим и в то, и в другое из самых нелепейших побуждений.
Жалости.
– Ах, что у нас происходит, что происходит! – всплеснула руками впустившая Джека горничная. Ее веснушчатое лицо выражало крайнюю степень восторга и удивления, Джек подумал, что связано то с гостями и улыбнулся.
– Я слышал, у вас нынче гости.
– Ах, если бы только это, – не в силах сдержаться затараторила та, – издохла собачка старой карги. – И театрально зажала рукою рот. – Миссис Паттесон, то есть, – исправилась она живо. – Вот так взяла и издохла около получаса назад. Мы как раз снесли ей еды и завтраком занимались, когда закричал кто-то в доме... Страшно так, как при убийстве. Все всполошились, бросились узнавать, что случилось. И вот, лежит эта вредная шавка (под стать хозяйке, если подумать) около миски совсем бездыханной. Ой, что тогда началось, что началось! Вызвали миссис Грейди и давай узнавать, чем она пса накормила, а та, страшно перепугавшись, и слова молвить не может. Мычит только да глазами вращает... Кликнули Минни, девчонку-посудомойку, та и сказала, что мясо у уличного разносчика покупали. Она сама его в дом зазвала, услышав, как он клиентов на улице зазывает...
– Так что с ней случилось, с собачкой-то этой? – осведомился Джек не без тревоги. – Неужто злой умысел?
– Бог его знает, – пожала плечами девчонка. – Неужто кто-то стал бы делать такое? Мясо небось несвежее было али еще что. Миссис Грейди слезы горючие льет, клянется, что мясо было самым обычным. Плохого она и сама не взяла бы! Но старая леди ей не поверила... Ругалась страшными словами. Грозилась выкинуть ее вон... – И закончила своей привычной присказкой: – Ах, что происходит, что происходит!
Уже от двери Джек услыхал слезы старой кухарки, та, утирая глаза краешком фартука, понуро сидела у самой печи и даже на него не взглянула. Джек не стал ее трогать, хотя вопросы задать хотелось, и пошел сразу на хозяйскую половину. Возможно, оставит бумаги в кабинете мистера Баррета, на своем прежнем рабочем месте, и просто тихонечко удалится, однако остаться незамеченным не получилось. Мистер Баррет как раз находился в своем кабинете, они с невестой шептались за незапертой дверью, и Джек произнес, смущенно замерев на пороге:
– Я только бумаги хотел передать.
Анна Чендлер смутилась не меньше его, мистер Баррет тоже прочистил горло.
– Здравствуй, Джек. Проходи, не смущайся! – произнес он, принимая бумаги.