Они стояли у самых дверей, глядя в заброшенный сад...
И слов для возможного разговора мучительно не находилось.
Спасла положение девушка:
– Ты можешь не верить, но я действительно рада видеть тебя, – сказала она, по-прежнему глядя в сад на пышный куст хризантем. – И рада твоей исполнившейся мечте. И... вообще... – теперь она поглядела в упор, – ты счастлив? Все так, как мечталось? – Мазнула взглядом по синяку на щеке, по форме, рука ее странно дернулась, словно она усмирила какой-то порыв.
И Джек, пусть и желая ответить наигранным «счастлив», вдруг выдал совершенно другое:
– Я думал, что людям смогу помогать, а вышло... немного не так, как мечталось. – И даже потер ушибленную скулу, что не осталось девушкой незамеченным.
– Как это вышло? – спросила она.
И Джек отмахнулся:
– Пытался закон блюсти. – Ему стало неловко за вид свой, за явное неумение постоять за себя.
За глупое сердце, влюбленное не в того человека...
И он, разозлившись, решился спросить:
– Как сами вы поживаете, миссис Уорд? Все так... как мечталось? – ударил ее же словами.
И сам не подумал бы, что способен на это.
Аманда, однако, лишь грустно ему улыбнулась:
– Все лучше, чем я надеялась, Джек, – сказала она. – Мистер Уорд неплохой человек и он по-своему добр ко мне, к тому же часто занят делами, и я могу делать все, что желаю
– Например, хоронить мертвых собачек?
– И это, и многое другое, – подтвердила она.
Они в смущении улыбнулись – как будто стена отчуждения дрогнула между ними.
И Джек снова поинтересовался:
– Почему вы... почему вы пришли именно к доктору Максвеллу? – Говорить «вы» вдруг показалось каким-то неловким, но они ведь не были больше друзьями.
– Я читала о деле Этель Эдвардс в газетах, – призналась Аманда, – и там его имя довольно часто упоминалось.
Джек молча кивнул, и радость наполнила его от макушки до кончиков пальцев в неудобных полицейских ботинках.
Аманда Риверстон Блэкни следила за его жизнью через газеты!
И пусть о нем ни словечка в статьях не упоминалось, зато о инспекторе Ридли было более, чем достаточно. И она не могла не понять, что он напрямую с инспектором связан...
Думать так, пусть даже ошибочно, казалось очень приятным.
– Миссис Уорд... Джек, – позвал их в этот момент доктор Максвелл, и молодые люди поспешили вернуться в лабораторию.
Пахло там теперь еще хуже – они с опаской покосились на прозекторский стол. Впрочем, любимица миссис Паттесон выглядела пристойно: доктор заштопал ее с мастерством истинной белошвейки.
И сказал:
– Я не ветеринар, как вы понимаете, и мало что смыслю в собачьей физиологии, но кровь, взятая из сердечной полости этого пса, с определенной ясностью подтверждает наличие яда в его организме.
– Цианида, как вы и предполагали? – осведомилась Аманда.
– Синильная кислота, миссис Уорд, или конкретнее: цианистый кали. Именно так. В преступных кругах известен чуть менее мышьяка, однако после изобретения метода Марша и его использования в судебной системе, стал использоваться активнее. В отличие от того же мышьяка, действует почти моментально, легко растворим в воде, не обладает ярко выраженным вкусом, да и достать его несложно. Им морят насекомых в амбарах да на судах... В любой аптеке можно купить. Вот, посмотрите, – указал он на колбу с голубоватым осадком на дне, – я выделил цианистый кали с помощью подкисленного раствора медного купороса. Только при его наличии в тканях, получается этот ярко выраженный осадок синего цвета... Итак, кусочек кошачьего мяса, принесенный тобою, Джек, – подытожил он уже сказанное, – был также отравлен ядом, как и тело вашей собачки, миссис Уорд. Полагаю, назвать то простым совпадением было бы крайне нелепо. Особенно в свете собачьего мора в районе Мэйфера...
Джек, слушавший молча, с напряженным внимание, произнес:
– То есть разносчик кошачьего мяса и есть наш преступник? Его и стоит искать в первую очередь.
– Полагаю, то самый логичный из вариантов, – ответствовал доктор, отставляя колбу на стол. – И если только яд не попал в мясо случайно, то он наш единственный претендент в собачьи убийцы.
– Не помешало бы все же проверить и других песиков тоже, – заметила вдруг Аманда, и Джек скривился, как от зубовного флюса.
Не голос Аманды заставил его так поступить: воспоминание об инспекторе Харпере, отправившем его по адресам скорее в наказание, нежели из желания найти истинного преступника.
– Совсем не уверен, что мне это позволят, – он глянул на девушку и уткнулся взглядом в ботинки, – высокие господа не желают не только мертвых любимцев мне показать, но даже вести разговор предпочитают через служанок.
– А если инспектору рассказать... – предложила она, легко понимая причину выказанного Джеком смущения. Полицейских в Мэйфере не жаловали, считали людьми низшего сорта, а уж констебли и вовсе казались никем.
– Инспектор... – Джек снова замялся, – мое самовольство вряд ли одобрит. – Теперь он поглядел на доктора Максвелла. – Мне следовало пройтись по наказанным адресам, а вовсе не к вам обращаться.
– Понимаю, – тот в задумчивости постучал пальцем по подбородку. – Что ж, решим это дело иначе: ты делай, что тебе должно, – поглядел он на Джека, – я сам отправлюсь в участок и расскажу о выявленных результатах. Нет-нет, – сказал он Аманде, – о вас также ни слова, представлюсь озабоченным гражданином, добывшим кусочек отравленного мяса для химического экспермента.
На том они и порешили: уложили мертвого песика в шляпную коробку и поспешили к выходу с заброшенного участка. Джек нес коробку перед собой...
И думал о том, что чувство к Аманде ничуть не угасло, лишь тлело крохотным угольком и вспыхнуло снова, как кочергой растревоженное новою встречей.
У самой калитки Аманда сказала:
– Ты мне расскажешь, что выяснится по делу? Хотя бы через мистера Баррета... Мне очень хотелось бы знать.
– Я расскажу... – Комок помешал ему сказать больше.
Уж лучше б и вовсе с ней не встречаться!
Не видеть ее такой же Амандой, как было то в Хартберне время назад...
– Кликнешь мне кэб? – попросила она.
Джек молча кивнул и придержал для нее калитку, направился следом на шумную Тонбери-стрит., где и свистнул, призывая извозчика.
– Спасибо, Джек. – Аманда забралась внутрь и протянула руки к коробке. Он вцепился в нее, как утопающий: страшно было отдать, разлучиться теперь уж... может, навечно. – Джек, – повторила она, мягко, как будто все понимания, и он, наконец, протянул ее коробку.