– Если этот мужчина действительно что-то знает о смерти вашей невесты, не лучше ли позволить профессионалам разобраться во всем должным образом? – спросил Джек. – Карабинеры вернутся уже завтра утром – мы вполне можем подождать до этого времени.
Сам Джек на месте Джулиано Камберини точно ждать бы не стал и отправился переговорить с Пьяджио незамедлительно, но скрипач, застенав, рухнул обратно на стул.
– Вы правы, – согласился он. И в отчаянии: – Это все так ужасно.
Тогда Гаспаро Фальконе, молчавший все это время, сказал:
– Что бы ни произошло с нашей дорогой Бьянкой, мы это узнаем, я вам обещаю. А сейчас пойдемте за стол! Не будем заставлять повара ждать.
Голос его звучал глухо и ломко, именно потому, несмотря на, казалось бы, легкомысленные слова об обеде, прозвучали они как-то особенно веско. И все присутствующие в гостиной без единого возражения потянулись в столовую...
День давно догорел. Часы в доме еще около получаса назад пробили двенадцать... И вилла Фальконе, казалось, погрузилась в сонный покой, но ощущение это было обманчивым: по саду в сторону флигеля для прислуги кралась едва различимая тень. Вот она миновала злополучное место трагедии – винный погреб, вот скользнула мимо буйно цветущих кустов бугенвиллей и замерла у двери бунгалло Антонио Пьяджио. Толкнула деревянную створку, и та легко поддалась... На вилле, как водится, двери не запирали, и тень это знала. Хозяин даже сегодня, несмотря на события ужасного дня, не изменил своим правилам...
Тень вошла в дом и прислушалась. Тишина. Прошла мимо кухни и кладовой, замерла около спальни и, вынув что-то из складок плаща, вошла в комнату, шаг за шагом медленно продвигаясь к кровати, в которой при слабом свете луны был различим силуэт спящего человека.
У самой постели тень на секунду остановилась, будто задумалась, а потом вскинула руку, стало понятно, что в руке её нож, и опустила её – лезвие с силой вошло в Антонио Пьяджио. Так, во всяком случае, думала Тень, но, кажется, просчиталась: спящий не то чтобы не вскрикнул, он как будто и вовсе ничего не почувствовал. Не издал ни хрипа, ни стона... Он даже ни разу не шелохнулся. И только теперь, запоздало, Тень поняла, что лезвие слишком легко вошло в плоть... В плоть ли? Она откинула покрывало и вскрикнула: на постели, вместо спящего человека, лежало свернутым старое одеяло.
В ту же секунду, осознав, что случилось, Тень метнулась к двери, уже не таясь, ошалев от страшной догадки, она думала лишь о том, как сбежать из этого темного дома и от собственного поступка. Но оказалась в ловушке...
Входная дверь была заперта, а ведь она только что вошла через неё, а позади, за спиной, кто-то шёл за ней следом, чиркая спичкой.
Святая Мадонна, помоги и спаси! Что за проклятые штучки?
А пламя запаленной свечи становилось всё ближе, и вот уже чьи-то шаги затихли у неё за спиной. Тень, схватившись за крестик у себя на груди, в суеверном, паническом ужасе обернулась...
У неё за спиной, высвеченный причудливыми тенями, стоял дон Гаспаро Фальконе со своим внуком, Джино Фальконе. Значит, вот кто это придумал? Пёс-англичанин.
Кинжал, который побледневшая Тень всё так же сжимала в руке, выпал из её разжавшихся пальцев и, оглушительно звякнув, будто бы обличая в едва не случившемся преступлении, затих между Тенью и ее обличителями.
– Что вы смотрите? – Тень не выдержала молчания. – Подловили? Довольны? Злорадствуете в душе? Будь проклята Бьянка и день, когда она появилась на свет. Я ни секунды не сожалею о том, что сделала с ней! Не сожалею... – И вдруг, истерически разрыдавшись, Тень рухнула на пол на подкосившихся под нею ногах.
Агостина де Лука рыдала в каком-то безумном, неистовом исступлении. Нет, она, как и сказала, не сожалела о собственном злодеянии по отношению к родному ей человеку – она сожалела, что так глупо попалась в расставленные силки. И Джек полагал, именно это побуждало бежать злые, колючие слезы, застилавшие ей глаза...
– Вечно Бьянка была во всём лучше меня, – говорила она, смахивая их с глаз. – Своим статусом старшей дочери и наследницы, красотой, о которой писали стихи красивые мальчики вроде бедного Камберини, улыбкой, характером, даже псом, которым все умилялись, как чудом невиданным. Разве это всё справедливо? Разве же я виновата, что родилась годом позже и сделалась тенью старшей сестры? Уж лучше бы вовсе не появлялась на свет, чем влачить это жалкое существование в роли вечной статистки.
– Бьянка любила тебя, – глухо откликнулся мрачный Фальконе. – Ты была ее младшей, любимой сестрой, о которой она неизменно заботилась.
– Пфф, – Агостина презрительно фыркнула. – Да она эту дворнягу любила сильнее меня! На него тратила баснословные деньги, а мне выделяла жалкие крохи, постоянно укоряя за каждый потраченный сольдо. Я устала терпеть унижения и попрёки! Выпрашивать деньги... и наблюдать, как она веселится на празднике жизни в объятиях очередного любовника! Полагаете, Камберини нужна была эта старая курица? Как бы не так. Он выбрал её просто по старшинству, по наличию денег и статуса... – И с надломом: – Будь у меня то же самое, он был бы со мной, а не с Бьянкой. Так почему я должна была...
И Джек догадался:
– Вы влюблены в Камберини. И то, что они с вашей сестрой объявили о свадьбе, сподвигло вас...
– Да, – крикнула женщина, прерывая его, – да, я люблю Джулиано! Всем сердцем. А эта ничтожная тварь опять собиралась отнять у меня самое ценное – любовь всей моей жизни. Что ей стоило выбрать другого? Любого из тех глупых мальчиков, что десятками увивались за ней... Но нет, она выбрала Джулиано! Уверена, лишь потому, что прознала о моих чувствах к нему.
– Ты несправедлива к сестре. Бьянка не была злой! – возразил ей Гаспаро. – Возможно, несколько легкомысленной, но не злой. Уверен, она понятия не имела о твоих чувствах к бедному мальчику...
Старик выглядел совершенно раздавленным. Он сидел, глядя на распростертую у своих ног расхристанную племянницу, и время от времени покачивал головой... Джек знал, старый граф был глубоко поражен, догадавшись, кем является тень, проникшая в дом винодела, и пожалел, что привлёк его к этому делу. Опасался за здоровье Фальконе... Но мисс Харпер, стоило Джеку поделиться с ней своими подозрениями, была категоричной: он должен увидеть убийцу своими глазами. В противном случае просто-напросто не поверит...
Он и сейчас как будто не верил...
Бедный старик!
– Ах, много ли вы понимаете, дядя! – с горькой иронией прошептала де Лука. – Мы были с ней сестрами долгие годы и, конечно же, понимали друг друга получше многих других. Поверьте мне, Бьянка знала, что я люблю Джулиано...
– Возможно, она и сама любила его...
Агостина истерически рассмеялась.
– Да она, как течная сука, была влюблена каждый месяц в другого, – зло выплюнула она. – Но стоило мне захотеть кого-то себе, как сестрица решила выскочить замуж! Вы находите это случайным? Я – нет.
