– Отец, я...
– Рада вернуться, я понимаю.
– Нет, я...
– Не станешь огорчать нас новыми неуместными выходками.
Он нарочно не давал ей вернуться к прежнему разговору, и в Аманде, обычно робевшей перед отцом, далеким и отстраненным, как небожитель, вспыхнуло негодование. Ей, в конце концов, не двенадцать: она взрослая женщина, и имеет право на свое мнение.
– Никаких выходок, сэр, – сказала она, – я лишь желаю перебраться в Италию. Вот и все.
Отец очень холодно на нее посмотрел – все его добродушие испарилось как пар.
– Ты слышала мать: в эту страну ты более не вернешься, – объяснил он спокойно, как недалекому малышу. – К чему напрасные эти споры, Аманда? Ты – одинокая женщина и нуждаешься в постоянном присмотре со стороны мужа.
– Я – вдова, папа. Мой муж умер!
– Тем более пришло время обзавестись новым.
– Может быть, именно это я и хочу сделать... сама.
Мать шумно выдохнула.
– Так дело все-таки в итальянце... – процедила она. – Какой стыд и позор! Если об этом узнают...
Аманда стиснула зубы.
– Я не сделала ничего предосудительного, мама. Я всего лишь желаю иметь право голоса в том, что касается моей собственной жизни.
Но та не унималась, будто не слышала ее даже:
– Сначала тот лейтенантик, потом голодранец-мальчишка, а теперь какой-то там итальянец, – перечисляла она. – Ты будто нарочно делаешь все, чтобы нас опорочить, Аманда. – Дочь вспыхнула покраснев, а мать продолжала: – Думаешь, мы не знали с отцом, с кем ты разъезжала по Лондону перед смертью Уорда? – Дочь молчала, глядя гневно ей прямо в глаза. – С тем смазливым мальчишкой, констеблем... Сколько колких намеков мне пришлось вытерпеть, сколько стрел отразить – и все почему? Потому что моя плоть и кровь...
– Кто, мама? Договаривайте, прошу.
Ей до дрожи хотелось признаться в любви к «голодранцу-мальчишке» – за эту любовь, что бы мать ни сказала, ей не было стыдно! – но в сложившихся обстоятельствах лучше было все-таки промолчать. Не провоцировать снобов-родителей еще больше!
– Хватит! – прервал перепалку лорд Риверстоун. – Раскудахтались, словно куры. Мне стыдно за вас! – И тоном, не терпящим возражений: – Сегодня вечером ужин у Стаффордов, нас пригласили. Лорд Феррерс тоже там будет... – строгий взгляд на Аманду. – И вас представят друг другу. Он знает о всех твоих... сложностях и все-таки хочет дать шанс. – «Он мне не нужен». – А посему, будь добра, явиться на ужин в лучшем из платьев. Я хочу, чтобы лорд был тобой очарован!
«Черта с два я очарую его!» – в сердцах мысленно выразилась Аманда, и эта мысль вкупе с ругательством неожиданно усмирила ее. В конце концов, она сделала, что хотела: рассказала родителям о своих планах, а если им хочется этим планам противиться – воля их. Аманда же все равно выйдет только за Джека, и так скоро, как только возможно. Ей, падшей женщине, как почти назвала ее мать, безразличен статус возлюбленного! Деньги – не показатель счастливого брака. Достаточно вспомнить де Моранвиллей...
– Я буду на ужине, – покладисто пообещала она. – Надеюсь, лорду Феррерсу понравится мое платье. – От последнего так и разило сарказмом, но Риверстоуны предпочли пропустить его мимо ушей.
– У мадам Лезерье на Бонд-стрит поступление новых тканей, – произнесла мать. – Можем наведаться к ней после завтрака и заказать тебе новые платья. Твои нынешние, – укоризненный взгляд на наряд дочери, – еще летом вышли из моды.
Противиться предложению матери Аманда не стала: все равно стоило озаботиться гардеробом – и, пока модистка-француженка снимала с Аманды новые мерки (де, мадам сделалась женственней в определенных местах), мать, закатывая глаза, как бы между прочим сказала, что итальянец... тот самый, да... тоже на ужине будет. Как-никак знакомство этого не избежать, а значит...
Она еще много чего говорила, но Аманда не слышала: этим вечером она встретится с Джеком в гостиной у Стаффордов. Мало того, что Стаффорды – это родители Грейс де Моранвилль, а значит, и сам де Моранвилль может быть на приеме, так еще это будет первый выход Джино Фальконе в светское общество Лондона. Девушка представляла, как разволнуется Джек, когда узнает об этом... Ей бы его поддержать, успокоить, а приходится терпеть пытку иголками и... еще более колкими взглядами матери.
А еще этот Феррерс на ее голову...
Но ничего, она живо заставит его испугаться себя.
Ей, в конце концов, не впервой шокировать общество...
Эпизод восемнадцатый
Особняк Стаффордов на Маргарет-стрит являлся явным примером викторианского зодчества: цветной кирпич, большие эркерные окна и высокая скатная крыша над изысканным архитравом. Такие дома будто нарочно подавляли тебя, являя богатство хозяев, – по крайней мере, именно так думал Джек, переступая порог особняка вместе с графом Фальконе и внутренне замирая.
– Какая честь для нас, видеть вас в нашем доме, дорогой граф! – Графиня Стаффорд, едва гостей ввели в комнату под зычный голос дворецкого, поднялась им на встречу и протянула руку для поцелуя. Граф с радостью к ней приложился.
– Взаимно, миледи. Мы с внуком благодарны за приглашение!
– Так это ваш внук... – Графиня окинула Джека взглядом, да так пристально, будто лорнировала в упор. И улыбнулась.
– Позвольте представить вам Джино Фальконе, миледи, сына моей несравненной Аллегры, – между тем, представлял его граф, и взмокший под своим фраком Джек тоже поцеловал ее руку.
– Какой приятный молодой человек, – оценила его леди Стаффорд. – По всему, вы отыскали сокровище, граф!
Фальконе охотно поддакнул:
– Более чем, дорогая хозяйка. Я благодарен судьбе за ниспосланный ею подарок!
Хозяйка в тот же момент подхватила Джека под руку и повлекла его для знакомства с остальными гостями. Он, как в тумане, различал мужские лица и женские, улыбался на автомате, и ощущал, как пот тонкой стрункой стекает между лопаток.
Это было ужасно... невыносимо... И страшно до одури. Он, дитя улиц, казалось с молоком матери впитавший сословную субординацию, теперь ужасался тому, где посмел оказаться...
– Рад знакомству, сеньор. Этот сезон воистину полон приятных сюрпризов!
Джек толком не видел, кто это сказал, – он искал глазами Аманду. Она должна тоже быть здесь... Рядом с ней эта пытка обретет хоть какой-то, да смысл.
Но ее не было...
А мужчина, сказавший ему о «приятных сюрпризах», высокий, но блеклый, как вылинявшая рубашка, все мялся неподалеку и спрашивал об Италии. А две восторженные девицы у фортепьяно хихикали, пряча улыбки за веерами...
И вдруг...
– Лорд и миледи Риверстоун-Блэкни с дочерью, – объявил распахнувший двери дворецкий.
