«Повязали», — определил Рудаков и двинулся наперерез по параллельной линии, чтобы перехватить Шнопака с сопровождающими до выхода из магазина и в то же время не привлечь внимание наружников в черном.
Когда он вышел на среднюю линию и посмотрел с галереи вниз, то не поверил своим глазам. Ни Шнопака, ни задержавших его милиционеров, ни таинственных преследователей в черных куртках нигде не было.
Рудаков бросился по лестнице вниз. Его внимание привлек невнятный шум, который доносился из подвала. Он спустился еще на один пролет и замер.
Один человек в милицейской форме и трое в штатском слабо шевелились, пытаясь подняться на ноги и относительно громко матерясь при этом. Рудаков догадался, что это и есть местная группа захвата. Парни в черных куртках сработали нагло, но оперативно.
Расталкивая покупателей, Рудаков рванулся к боковому выходу в Ветошный переулок, куда могли заезжать машины. Когда он выбежал из дверей, то увидел, как чуть дальше резко тронулся с места темно-синий микроавтобус «шевроле». Задний номер машины был совершенно залеплен мокрым снегом или его имитацией.
Люди в черном увозили бывшего помощника президента в неизвестном направлении.
32
Тридцать первое декабря было у Крюкова любимым днем в году. Он всегда мечтал провести его спокойно, с чувством и с толком, никуда не торопясь, в предпраздничном настроении.
Ему претил обычай советских времен посвящать последний день года решению производственных проблем, не решенных за весь прошедший год, прочесывать магазины в поисках шампанского и иных недокупленных к праздничному столу дефицитов или наряжать в последний момент елку.
Он ненавидел манеру прибегать и падать за новогодний стол с последним ударом курантов, с высунутым от усталости и напряжения языком, а потом, первого января, с тупой от ночной пьянки и недосыпа головой не то праздновать, не то опохмеляться.
И, тем не менее, именно такая процедура повторялась ежегодно.
Утром 31 декабря Крюков позвонил по телефону, оставленному отцу Николаю похитителями Ирины.
— Ты Крюков? — спросил неизвестный.
— Да. Что дальше?
— Твоя подруга у нас.
— А вы в курсе, сколько по новому кодексу полагается за похищение? — в свою очередь поинтересовался Крюков. — Могу дать юридическую консультацию. Цена обычная — двести долларов.
— Мы ее не похитили, а спасли. Ее хотели убить.
— Я сразу догадался, что вы из группировки Деда Мороза. И что же вы хотите за свой подвиг? Ордена, медали или арбуз от Ленина?
— Кончай травить. Встретимся через час у метро Боженово. Приезжай один.
На встречу Крюков прикатил на метро, чтобы иметь свободу маневра. Здесь его ждал темно-синий микроавтобус. Он подошел и постучал в дверь. Она открылась. Парень в черной куртке спросил:
— Тебе чего?
— Вы не меня ждете? Я Крюков.
— Садись. — Парень отодвинулся, пропуская его в салон.
Кроме привратника и водителя, внутри был еще один человек, по ширине занимавший все заднее сиденье.
— Давай знакомиться. Я — Бурый, — прогудел он низким басом. — Сейчас ты ответишь на один вопрос, и мы решим, как нам дальше жить. Согласен?
— Это и есть твой вопрос? Ладно, валяй.
— За что ты убил Сармата? — пробасил Бурый.
— А кто такой Сармат? — в недоумении пожал плечами Крюков.
— Вопрос очень серьезный, — не ответил на его вопрос Бурый. — За последнее время убито семеро наших парней. Это слишком много. Мы не знаем, кто и почему их убил. Кроме одного случая. Я имею в виду Сармата.
— Где и когда это случилось?
— Он должен был охранять каких-то свидетелей. Его наняла твоя охранная фирма.
— Понял, дальше можешь не рассказывать. Не убивал я его.
— Кто же его тогда убил?
— Парень, которого он должен был охранять и едва не ухлопал. Это получилось случайно. Кстати, по графику охранять он должен был совсем другого человека.
— Где тот человек? — спросил Бурый.
— Не знаю. Он исчез. Я считаю, ваш Сармат был потрошителем. Мясником. Вернее, одним из них. И вас я считаю ребятами из той же компании.
Бурый покачал головой.
— Нет, мы из другой компании.
— Хочешь сказать, что у тебя нет татуировки — черепа с крылышками на левом плече? И надписи «ОШБОН-КУРГАЙ»? — сделав наивное лицо, спросил Крюков.
Бурый молча задрал рукав майки и показал татуировку.
— Она у меня есть. И череп, и надпись. Но я не потрошитель. И Сармат им не был, я за него ручаюсь.
— А кто был? Если знаешь, то колись, да побыстрее. Новый год скоро.
Бурый тяжело вздохнул:
— Ладно, постараюсь объяснить. Ты в армии служил?
— Приходилось. — Крюков поежился. — Не скажу, что получил удовольствие, близкое к оргазму. У меня на кирзу аллергия. А тебе, вижу, служба медом показалась. Так?
— Именно. Боевое братство — для меня это не пустой звук.
— Если бы только для тебя одного, — заметил Крюков. — А то вас таких братьев-героев полстраны, если не больше. И всем жрать давай. А ты работать не пробовал?
— Я ведь могу и не рассказывать, — обиделся Бурый. — Разбежимся, будто и не двоюродные.
— Ладно, извини, проехали. Как я понял, служили вы в крутых супервойсках, круче вас — только яйца под майонезом. И поскольку никто не знал, что с вами, такими крутыми, делать, то из армии вас поперли.
— Угадал, — невесело усмехнулся Бурый. — И если раньше отсев у нас был только туда, — он указал глазами вверх, на небо, — то после увольнения ребят повело. Служба была, сам понимаешь, не простая и не легкая. Не все выдержали, у многих резьбу сорвало. Кто спился, кто на иглу подсел, а у кого и крыша поехала. Само собой, когда у парня с такими навыками едет крыша, это чревато многими неприятностями. После увольнения те, кто не выдержали и опустились, были предоставлены сами себе. Их вроде как списали по акту. Сдается мне, что твой Мясник сам из них и группу сколотил из таких же ребят. А теперь подставляет их вместо себя. Я проверил. Все, кого ты убил, оказались из числа отбракованных. Все, кроме Сармата.
— Но тогда выходит, что Мясник тоже кто-то из ваших, и ты его должен знать, — заявил Крюков.
— Да. Думаю, и ты его должен знать. Чувствую, что крутится он где-то рядом. Был у нас командир — Волкодав. Убили. После него командиром стал Риф. Рудаков Иона Федорович. Ты его должен знать.
— Кого? — Крюков от такой новости чуть не выпал в осадок. — Иону? Благодетеля? Еще бы! Значит, вот откуда у него ноги растут! То-то я чувствую — воняет. Вот, значит, почему старик Рудаков водку трескал и Тарасом Бульбой себя называл! Ну, от греха сыноубийства я его постараюсь избавить. Сам Ионе-Иуде глотку перережу!
