— Понятия не имею, никого не видно. Я бы с радостью все бросила и убралась вон. Знаешь, мы пришли к выводу, что нам отсюда живыми не выйти!
— Бред собачий! — возмутился Крюков. — Я сейчас расставлю ребят, они будут вас охранять всю ночь. Плевать мне на режиссера и на Бодрова. Мне приказа на дембель пока никто не зачитывал. Кстати, ты Бодрова не видела?
Ольга попыталась припомнить.
— Кажется, с полчаса назад заглядывал в столовую. Как будто искал кого-то. Ненавижу этого тупого солдафона!
— Ладно, иди спать. И старайтесь держаться все вместе. Особой опасности, в общем, нет, но все-таки так будет спокойнее. Мне бы хотелось еще раз зайти к тебе в гости.
Ольга улыбнулась и провела ладонью по его щеке.
— Обязательно, если только… Если мы отсюда выберемся. — Она повернулась и ушла.
Крюков направился дальше, стараясь вспомнить, что там говорил этот извращенец Сережа? Будто кто-то испортил камеру в душевой? Точно!
Крюков бросился в душевую. Бодрова он увидел сразу. Вернее, только его ноги, само тело лежало, скрючившись, в кабинке. Крюков подошел ближе. Кран был открыт и вода лилась прямо на открытые глаза мертвого начальника службы безопасности. Кровь из небольшой ранки на виске смешивалась с водой и текла в отверстие стока.
На подошве ботинка убитого белел клочок бумаги. Крюков нагнулся и рассмотрел его. Это была записка. Мокрая бумага прилипла и частично расползлась, но Крюкову удалось разобрать несколько слов. Там значилось:
«Приходи в душеву…».
Конец записки был оторван. Крюков сунул ее в карман и направился к выходу. Почему-то он был уверен, что это не последнее убийство, продолжение воспоследует…
Глава пятая
Новое убийство
Следователь прокуратуры Кибальчич — черной молнии подобный — метался по этажам гостиницы. Оперативно-следственная группа уже заканчивала работу на месте очередного убийства. Труп начальника службы безопасности Бодрова увезли. Крюков спустился вместе с милицией вниз и вышел на улицу. Народу вокруг «Башни смерти» поубавилось, но все же количество зевак продолжало вызывать удивление.
Возле ларька с горячим питанием он увидел участкового Чапаева. Тот сидел за столиком и как раз собирался раздавить свою утреннюю чекушку. На суету вокруг и представителей руководства он внимания не обращал.
Крюков взял бутылку пива и сел рядом. Пожав коллеге руку, участковый предложил:
— Примем по маленькой?
— Нет, спасибо. Мне нельзя, — покачал головой Крюков.
— Почему? — удивился участковый. — Начальника же твоего больше нет, спрашивать с тебя некому.
— На работе не пью, — твердо сказал Крюков. — А работа не закончена.
— Кого-то еще завалить собираешься? — хитро прищурился Чапаев. — Ладно, не обижайся. Шучу. Я знаю, что это не ты.
Он все-таки плеснул граммов пятьдесят в пластмассовый стакан и придвинул его сыщику.
— Пей, не выделывайся. Считай, что пьешь с агентом. С целью получения оперативной информации. Я же тебя насквозь вижу. Опер опера по запаху чует. Давай, за нас, мусоров поганых!
Крюков выпил, не поморщившись. Закуски не полагалось, а запивать он не любил. Он залюбовался тем, как участковый цедит сивуху.
Нигде в мире не пьют так. как у нас. Там, на культурном Западе, утонченные европейцы изо всех сил пытаются придать любому крепкому пойлу приятный вкус, цвет и запах, они вкушают алкоголь с обязательными церемониями, как китайцы свой чай. И к тому же в гомеопатических дозах. Об азиатах вообще речь не идет — им чуждо упоение в бою с алкоголем.
У нас же все наоборот. Чем крепче, тем должно быть противнее! Человек пьет, вернее, глотает порцию обжигающей вонючей жидкости, и тут начинается самое главное, из-за чего, собственно, все это и предпринималось: борьба с собственным организмом. Слабая плоть пытается отторгнуть принятую отраву, а несгибаемый дух вкупе с могучими усилиями воли гонят ее назад в недра желудка. Во рту воняет, как в слоновнике, горло горит, но плохо очищенный спирт приятно согревает желудок, торопливо всасываясь в кровь… Схватка может продолжаться достаточно долго и не всегда заканчивается победой разума над естеством. Да-с, некоторые блюют! Но зато когда «вес взят», сколько искренней радости приносит человеку ощущение одержанной победы. И никто ее у вас не отнимет! Это и есть подлинный момент истины. Все иные — от лукавого.
Примерно эту игру страстей наблюдал сейчас Крюков на лице участкового. Когда тот наконец победил рвотные позывы и умиротворенно расслабился, Крюков счел возможным поинтересоваться:
— Ты знаешь, что убийца — не я. А кто?
Чапаев усмехнулся и указал на пробегавшего мимо них следователя Кибальчича.
— У него спроси. Моя работа — профилактика правонарушений. Контингент у меня — алкаши и проститутки. И то, только те, которые на улице. Внутрь гостиницы меня не пускают. Особенно сейчас. Так откуда мне знать, кто там всех мочит? Одно скажу твердо. Найдешь того, кто наркоту спер, найдешь и своего убийцу.
— Да, — согласился Крюков, — кто шляпку стырил, тот и старушку шлепнул. Я вот о чем хочу спросить: начальника охраны, которого ночью убили, ты знал?
— Как вам сказать, коллега? — Чапаеву сейчас только пенсне не хватало: бывший опер явно пребывал в хорошем настроении, грех было этим не воспользоваться. — Видел я его несколько раз, когда он от Карпа за наркотой приезжал. Говорят, в Конторе когда-то работал, да чем-то не угодил. Вот Карп его и подобрал. И сюда его затем прислали, чтобы он пропавший товар нашел.
— А за что убили, как думаешь?
Чапаев налил себе остатки сивухи, поднял стакан и посмотрел на свет.
— Какая гадость! — вздохнул он. — А? Да… Может, за то и убили, что он что-то нашел? Кто же теперь разберет? Концы в воду.
Крюков задумался. Пока он не мог составить четкой картины происходящего, не хватало данных.
— Как его убили, не знаешь? — спросил он участкового.
— Вроде чем-то острым в висок ударили.
— Типа стилета?
— Может быть, и так.
Неподалеку от них с визгом затормозил темно-зеленый «Ягуар», из него выскочил продюсер Сароев. Он был растрепан, обрамлявшие лысину черные патлы не были собраны, как обычно, в косичку, а бессистемно свисали на уши и шею.
Навстречу ему со стороны гостиницы уже торопился режиссер Задославский. Крюкова удивила разница в их настроении. Режиссер сиял, как новенькая монетка евро, продюсер же метал громы и молнии. Он и начал беседу:
— Что ты лыбишься, придурок? Шоу накрылось медным тазом! Спонсоры меня убьют, а потом по кускам растащат! Но сначала я убью тебя, это будет единственным моим утешением!
Задославский ничуть не испугался его угроз.
