Крюков поднялся и собрался уходить, но задержался в дверях.
— Последняя просьба. Не выставляй Лему, оставь его для меня.
И подмигнул кавказскому богатырю…
Борман, как ни странно, с азартом ухватился за предложенную Расулом идею.
— Давай, я подписываюсь!
— А кого мы выставим? — охладил его пыл Лось. — Главные поединщики отпадают. У нас Коржик ранен, у них Лечи. К тому же он неизвестно где прячется. Значит, Расул выставит Лему. Я его, конечно, не боюсь, но и гарантировать нашу победу стопроцентно не могу.
— Предложения есть? — уже не столь бодрым тоном продолжил Борман.
— Я бы москвича подписал. Он меня там, в «Башне», с одного удара вырубил. Если он так Лему приложит, тому мало не покажется.
Борман повернулся к Крюкову. В глазах остальных боевиков и бригадиров он превращался в мифического героя.
— Сколько возьмешь за то. чтобы подраться с Лемой? — спросил Борман.
Крюков задумался. Было очевидно, что он взвешивает в уме все за и против. Наконец он изрек:
— Лему я буду бить бесплатно, на халяву. Вместо подарка фирмы…
Место для поединка оборудовали перед входом в хачапурню, на помосте, куда во время летней жары выносили столики. Боевики Расула размонтировали несколько выходивших на помост окон, прикрыв их на всякий случай решетками. Братва Бормана собралась полукругом со стороны улицы.
Крюков не стал надевать какую-либо специальную форму и, тем более, оголяться. Это не гей-парад и не фестиваль педиков. Он снял куртку и остался в рубашке и джинсах. Лема, а Расул выставил на поединок именно его. тоже не выпендривался и вышел на помост в том же, в чем был одет до этого.
Болельщики встретили появление своих бойцов бурей оваций и оглушительным свистом.
Крюков и раньше мог оценить внешние данные противника, но тут получил возможность познакомиться с его деловыми качествами. В частности, — с двигательными функциями.
Лема на вид казался массивным и неповоротливым, как медведь. Но Крюкову приходилось раньше встречаться с медведями, и он знал, насколько обманчивым бывает такое впечатление.
Он ждал от Лемы броска, но тот прыгнул вперед с ударом. Странно, обычно горцы Северного Кавказа предпочитали заниматься борьбой, реже каратэ. В боксе преуспевали жители Закавказья. А тут такой сюрприз.
Крюков вперед не лез, силу удара противника оценивать не спешил, проверял его на скорость и технику. Крюкову стало понятно, у кого учился покойный Руслан. С техникой и у наставника было не все гладко. Бил Лема с размаху, в каждый удар вкладывал не только могучую свою силу, но и ненависть. Под такой удар и блок не поставишь — разве что железобетонный. Да и тот сметет. Прямо батыр из народных мифов. Такой врага хватает, поднимает высоко над головой и вбивает в землю. Кого по колено, а кого и по уши, как фишка ляжет.
Крюков двигался легко, на полсекунды опережая грозного противника. Уходил из поражаемого пространства не назад, а в сторону и чуть вперед, по диагонали. Поэтому, невзирая на сверхмалые размеры импровизированной арены, Леме не удавалось прижать Крюкова в углу, ухватить покрепче и порвать своими могучими лапами, как старую резиновую грелку.
Крюков не просто уходил от атак Лемы, но сопровождал уклоны и уходы короткими проникающими тычками. Вырубить не вырубят, а больно. И сильно вил портят. Что за батыр, когда нос расквашен, глаз заплывает и бровь рассечена? Одним словом, кровища по всей морде. К тому же публика от этого сильно нервничает, гадости кричит.
Когда разъяренный такими комариными укусами Лема попробовал провести борцовский захват, Крюков совершенно не по-джентельменски заехал ему коленом в печень. И тут же добавил тем же коленом в подбородок. У нормального человека такое воздействие вызвало бы долгий и глубокий нокаут с более-менее тяжкими телесными повреждениями. Но не у Лемы.
Каждый человек создан для чего-то особенного. Кто-то — на пианино играть, а кто-то — пить и не закусывать. Лему природа наделила способностью наносить и получать удары, причем в неограниченных количествах. Глядя на его низкий череп, сразу становилось ясно — эта кость не мозговая, сотрясение тут не грозит.
Пропустив два сокрушительных удара, Лема только икнул, потряс головой и снова ринулся на неуловимого врага. Из этого Крюков сделал вывод, что в печень он не попал.
Сам Крюков тоже пропустил несколько ударов, но скользящих. В случае прямого попадания кулака противника он наверняка превратился бы в лепную деталь фасада хачапурни, и смыть его от стены было бы не под силу даже криминалистам.
Но тут Лема вспомнил о ногах и пустил их в дело, словно тяжелую артиллерию. Его приунывшие болельщики снова оживились. Лема был достаточно опытным бойцом и не бил высоко. Грамотный и сильный лоу-кик — удар подъемом или набитой голенью по мышце бедра — способен вызвать парализующую боль, а если приходится сбоку по колену, может сломать ногу в суставе.
Крюков применил испытанный контрприем «липкие ноги» — подставил под «мавашку» Лемы колено, попав тому в нервный центр на внутренней стороне бедра. Тот на секунду завис — этого было достаточно.
С детства Крюков не любил бить здоровяков. Пока отлупишь — семь раз вспотеешь. Тогда же он усвоил, что, если противник силен и велик размерами, кулак и даже пятка редко дают хороший результат. Таких следует окучивать исключительно локтями и коленями. Этот набор он сейчас и выдал не вовремя тормознувшему Леме, причем по полной программе: все что знал и умел. У музыкантов нечто похожее называется гаммой, а у художников — палитрой.
Теперь Крюкову удалось нащупать печень клиента, и он отвесил туда три удара коленом, от души и не стесняясь. А потом долго и методично бил согнувшегося противника локтями и коленями по его крепкому, полетать панцирю морской черепахи, но такому беззащитному в данной ситуации черепу.
Тот крепился, как утес в бурю, но рано или поздно любой упорный труд приносит свои плоды. Так и усилия Крюкова увенчались успехом. После очередного, чуть ли не с разбегу, пинка в ухо, зрачки у Лемы закатились под веки, а его утомленный дух на время покинул бренное тело и завис над полем битвы, наблюдая за реакцией зрителей со стороны.
— Ничего личного, просто необходимость, — тяжело дыша, развел разбитыми в кровь руками Крюков, словно противник мог его слышать.
Люди Большого Расула погрузились в гробовое молчание. Ликованию же бормановых братков не было предела.
— Добей его! Добей! — орали с разных сторон, призывая жестами прикончить павшего гладиатора.
Крюков потер натруженные руки и тряхнул головой.
— Нет, это уж вы как-нибудь сами, без меня. Я что-то притомился.
И он сошел с помоста. Его тут же подхватили восторженные болельщики и потащили с таким энтузиазмом, что он испугался:
«Если случайно уронят, то затопчут до толщины газетного листа».
