— На кладбище хочешь? — спросил своего друга и единомышленника Чапаев.
— С детства мечтаю, — откровенно признался Крюков.
— Тогда пошли? — спросил Чапаев. — Сегодня Динку борманову и расулова парня хоронят. Представляешь, что там будет?
— В жизни себе не прошу, если не увижу этого собственными глазами! — побожился Крюков.
— Так что же мы тут расселись-то? Блин! — Чапаев встал и довольно ровно зашагал к автобусной остановке.
Но Крюков задержал его.
— Остановись, друг! Я повезу тебя на машине.
Чапаев посмотрел на него испытующе.
— А ты, часом, не выпимши? Ведь выпимши за руль нельзя.
Крюков счел аргумент вполне резонным. Он задумался.
— Нет, — ответил он после длительного периода раздумья. — Признаюсь тебе, друг мой — я абсолютно трезв. Ну сам посуди, смог бы я, будучись… будучи выпимшись… Одним словом, если бы я, к примеру, был пьян, то как мог бы я сохранять такую ясность мысли, такую совершенную координацию движений? — при этом он слегка покачнулся.
— Нет, не смог бы, — убежденно заявил участковый. — Так чего же мы ждем? Где твоя машина?
— На стоянке за утлом. «Волга». Бронированная, между прочим, — шепотом сообщил Крюков. — Цвет старого такси.
«Волгу» за углом они увидели сразу.
— Открывай, — сказал Чапаев, когда они подошли к машине, и с уважением постучал кулаком по броне.
— Не могу, — ответил Крюков, подергав закрытую дверь. — Открывалку забыл. Вернемся?
— Ни за что! — отрезал Чапаев. — Возвращаться плоха-а-ая примета! «Я тебя-а-а никогда-а-а не уви-жу-у-у!» — запел он с душой.
Не прерывая арии, участковый раскрыл свою непременную спутницу — папку-лентяйку — и извлек из нее узкую металлическую линейку. Одно привычное движение — и дверь со щелчком открылась.
— А как заведем, — спросил Крюков, усаживаясь на водительское место, — тоже линейкой?
— Взломаем замок зажигания и законтачим провода, — назидательным тоном произнес искушенный жизнью мент. — Или тебе для друга говна жалко?
— Для друга? — удивился Крюков и недоуменно покрутил головой в поисках такового: не сразу, но вспомнил. — Для друга мне ничего не жалко. Говна особенно.
С этими словами он отодрал приборную панель и принялся возиться с проводами. Двигатель чихнул и заработал.
— Поехали! — сказал Чапаев и махнул рукой.
Машина тронулась и пошла как-то странно. Рывками.
— Движок холодный, — пояснил Крюков. — Сейчас разогреется.
Но движок не желал разогреваться и продолжал чихать. Крюков прислушался к работе двигателя.
— Идет, блин, как неродная, — пожаловался он.
— Бывает, — Чапаев прикрыл глаза и дремал вполглаза.
— Нет, правда, — Крюков уже не скрывал своего раздражения. — Я, в натуре, не узнаю свою тачку. У меня вообще создается впечатление, что это не моя машина.
— Да? — участковый открыл один глаз. — Почему? Мотивируй!
— Смотри сюда, — Крюков оставил руль и с пьяным упрямством принялся загибать одной рукой пальцы на другой. — Движок не тянет — раз!
— Раз, — согласился Чапаев. — Но это не аргумент. Машина старая, должна же когда-нибудь сломаться.
— Хорошо, — не сдавался Крюков. — Идем дальше. Цвет не мой, поносный какой-то. Это — два!
— Как не твой? — удивился Чапаев. — Ты же сказал — цвета такси!
— Но у меня салатная в шашечках, как раньше красили. А эта желтая. И стояла она, по-моему, в другом месте. Нет, что-то тут не так. Ты не находишь?
Чапаев снисходительно усмехнулся.
— Эх ты, а еще сыщик! Напряги свой дедуктивный орган.
— Какой? — Крюков не понял, но на всякий случай поглядел себе промеж ног.
— Элементарно, — Чапаев был все еще в плену своих умозаключений. — Просто тачку твою кто-то угнать хотел. Поэтому он откатил ее в другое место и перекрасил.
— А почему же тогда не угнал? — ехидно подначил мыслителя Крюков.
— Еще элементарнее, — смутить Чапаева было труднее, чем античного философа-циника. — Движок сломался. Сам же говоришь, совсем не тянет.
Крюков был поражен глубиной анализа и стройностью логических построений участкового.
«До чего же умный мужик», — с уважением подумал он.
Спустя десять минут, поколесив немного по городу, они подкатили к кладбищу…
К самому кладбищу было не проехать. За квартал от него тянулись вереницы припаркованных машин. Инспектора ГАИ безуспешно пытались организовать в возникшей пробке хоть какое-то подобие движения. Крюков поступил легко, хотя и до ужаса неприлично. Он просто остановился, затем растолкал капитально заснувшего Чапаева и вытолкал его из машины. Потом вылез сам и подозрительно, искоса, чтобы не привлекать внимания товарищей по цеху, оглядел тачку еще раз. Точно не его, чужая!
Крюков постоял, опершись на капот. Потом сделал маленький, почти незаметный шаг в сторону. Потом еще шаг. И в конце концов взял участкового под руку и увел в сторону. У ворот кладбища он осторожно оглянулся. Кажется, за ними никто не увязался.
Городское кладбище исторически делилось на две части: христианскую и мусульманскую, поскольку представители этих религий на протяжении нескольких сот лет жили, работали и умирали рядом, и только на погосте расходились по своим национальным квартирам.
Крюков в сопровождении участкового двигался в неопределенном направлении, пока не столкнулся с самим Большим Расулом. Тот узнал Крюкова издалека. отделился от толпы родственников и в сопровождении двоих свирепо косившихся на Крюкова бойцов подошел к нему.
— Салам! — поприветствовал он сыщика.
— И тебе салам, уважаемый! — ответил Крюков. — Я приношу свои соболезнования.
— Спасибо. На похороны не зову. Тебя мои ребята почему-то не любят, — сообщил Расул. — Но, говорят, ты и у Бормана не пришелся ко двору?
Крюков махнул рукой, отчего его немного повело в сторону, но он включил свой вестибулярный аппарат и принял прежнее положение.
— Там наоборот получилось. У быков я в авторитете, а вот начальнику их не показался. Как Ваня Солнцев капитану Енакиеву. Что поделаешь? На всех не угодишь, — Крюков внимательно огляделся. — Скажи, Расул, ты не боишься, что полковник Сидоров устроит какую-нибудь подлянку? Он, как я понял, на это большой мастер.
— Вокруг кладбища дежурят мои люди и люди Бормана. Ему сейчас война тоже ни к чему, поэтому мы можем доверять друг другу. Правда, ненадолго. А это кто с тобой? — указал Расул на Чапаева.
— Это моя охрана. Подарок от фирмы Сидорова.
Мартанов ощупал участкового взглядом, заметил папку-лентяйку его руке, выдававшую профессиональную принадлежность крюковского спутника, несмотря на то, что тот был в штатском.
