Крюков покачал головой.
— Почему-то я тебе верю, хотя и не должен. А меня ты разве не хотела убить?
Ольга неопределенно пожала плечами.
— Хотела. Но теперь не хочу. Какой в этом смысл, если сейчас я встречусь со Светланой?
Крюков недоуменно посмотрел на нее.
— А что я тогда тут делаю?
— Ты можешь идти. Просто мне хотелось поговорить с кем-нибудь напоследок. Не с этим же, — Ольга презрительно кивнула в сторону вжавшегося в кресло депутата.
— А его ты заберешь с собой? — спросил Крюков.
— Хочешь с ним поменяться?
По ее тону Крюков понял, что бессилен изменить ход событий.
— Прощай, — сказал он.
— До свидания. Когда спустишься, отойди вон к тем машинам и подними руку. Хорошо?
Крюков молча кивнул и направился к выходу из зала…
Внизу творилось невероятное. Скопище зевак, предупрежденных по громкой связи о возможности взрыва, в панике устремилось прочь от здания. В толпе громко гудели заблокированные людским потоком машины. Им вторили сирены пожарных.
Выйдя из дверей гостиницы, капитан увидел Чапаева, сохранявшего, в отличие от окружающих, полное самообладание.
— А где Анжела? — спросил Крюков бывшего участкового.
— Не знаю, — развел руками тот. — Куда-то делась, потерял я ее по дороге.
— Только этого не хватало! — выругался Крюков и вдруг увидел Анжелу.
С большой сумкой в руке она стояла возле его «рябухи» на вполне безопасном от «Башни смерти» расстоянии. Остальные, люди и техника, тоже успели отойти на необходимую дистанцию.
Крюков тяжело вздохнул и направился в указанную точку. Здесь он остановился, поискал глазами нужное окно: Ольги не было видно, но Крюков знал, что она ждет его сигнала. Он поднял руку и помахал ей на прощанье.
Через секунду мощный взрыв уничтожил несущие опоры здания на уровне конференц-зала. «Башня смерти» окуталась облаками пыли и черного дыма. Ее верхние этажи начали последовательно опускаться в нижние, словно части гигантской телескопической антенны…
На месте «Башни смерти» высилась груда обломков. В воздухе стоял кислый запах отработанной взрывчатки, пыль еще продолжала оседать на землю. Крюков и Чапаев с разных сторон одновременно подошли к «рябухе».
— Ну что, поехал? — спросил Чапаев.
— Да, пора, — Крюков протянул напарнику на прощанье руку. — Не пей так много, комдив.
— Теперь не дадут, — проворчал бывший участковый. — Я тебе не сказал, все некогда было. Предложили снова начальником отдела розыска работать. Я сдуру согласился. Заезжай, что ли, при оказии.
Крюков сел за руль.
— И ты ко мне заглядывай. Телефон есть, звони.
— Она с тобой? — Чапаев взглянул на Анжелу, давно уже занявшую место в салоне.
— Куда же ее теперь девать? После всего, что было, я, как порядочный человек просто обязан… Хотя бы до Москвы подбросить. А там, может, и женюсь. Ну, пока!
— Счастливо! — Чапаев провожал «рябуху» взглядом, пока она не исчезла за поворотом шоссе…
Эпилог
Когда до Москвы оставалось несколько километров, Анжела вдруг впилась пальцами Крюкову в плечо.
— Тормози!
От неожиданности он чуть не пустил «рябуху» юзом.
— Что стряслось?
В ответ Анжела кивком показала ему на сверкающую огнями вывеску придорожного мотеля. Крюков нашел в себе силы не застонать. Сексуальная энергия новой подруги уже начала внушать ему священный ужас.
— А до Москвы потерпеть не можешь? — только и спросил он.
— Нет. Хочу сейчас! Немедленно!
— Надеюсь, не в машине? — уточнил сыщик. — Тогда немедленно не получится, сначала придется снять номер…
Едва войдя в комнату, они ринулись к ложу, на ходу срывая с себя одежду. Крюков, по обыкновению, отдался любимому делу целиком и полностью. Тем не менее минуты шли за минутами, а партнерша не проявляла готовности к оргазму.
— Ничего не понимаю, — пожаловалась она. — Со мной такого никогда не бывало. Может быть, это оттого, что я понервничала?
— Очень может быть, — пробормотал измученный половой жизнью Крюков.
Он покрылся потом. Усталость постепенно начала одолевать даже его тренированное тело. Ему припомнился любопытный опыт его сексуальных отношений с бедняжкой Диной.
«Не пора ли сказать девочке, как меня зовут? — подумал он. — Заодно узнаю, на всех ли мое имя действует одинаково».
— Слушай, а как тебя зовут? — вдруг спросила Анжела.
Крюков внутренне напрягся и ускорил темп.
— Пявчет, — членораздельно произнес он.
— Как? — девушка вдруг вывернулась из его объятий и уселась на постели.
— Пявчет, — растерянно произнес Крюков. — Это значит «Пятилетку в четыре года».
— Да знаю я, что это значит, — в отчаянии простонала Анжела и тихо заплакала.
Крюкову и вовсе стало не по себе: он никак не мог понять, в чем дело.
— Что с тобой? — спросил он с необычной для него мягкостью.
— Тебе Игнат разве не говорил, как звали нашу маму? — сквозь всхлипы спросила девушка.
— Нет. А как?
— Даздраперма — «Да здравствует первое мая». Когда я училась в пятом классе, мои одноклассники узнали об этом. Знаешь, как они меня стали после этого дразнить? Сперма-Даздраперма. И так до самого окончания школы! Как только я это вспоминаю… Прости, Крюков, мне с тобой было очень хорошо. Но больше я никогда не смогу ко… ко… кончить с тобой. Потому что теперь как только я тебя увижу, так вспомню, а как вспомню…
Она подошла к столу, раскрыла сумку и высыпала из нее целую кучу аккуратно перевязанных банковских пачек зеленоватого цвета.
— Это тебе на память, — грустно сказала она. — Игнат по телефону сказал мне, где лежат деньги, но не сказал, куда спрятал наркотики. Он не хотел, чтобы я их нашла. Возьми это и не обижайся.
Анжела оделась, подхватила сумку со своей половиной денег и решительно направилась к двери.
— Подожди, я тебя подвезу, — Крюков принялся поспешно одеваться. — Ты в таком состоянии и с кучей баксов… Я не хочу, чтобы тебя нашли завтра в расчлененном виде.
Через пять минут они пересекли границу царствующего града. У ближайшего метро Анжела попросила его остановиться.
— Спасибо, дальше я доберусь сама. И не ищи меня, пожалуйста.
С трудом сдерживая рыдания, она выскочила из машины и бросилась в уходивший под землю людской поток. Глядя ей вслед, Крюков вздохнул с чувством величайшего облегчения. Должно быть, так же чувствовал себя Степан Разин, расставшись со своей персиянкой. Но, в отличие от этого пирата и уголовника, совесть у Крюкова была чиста.
