– Кто бы мог подумать? – Я пытаюсь легко рассмеяться, хотя не уверена, что у меня это получается.
– В самом деле, – после паузы говорит Джо, – кто бы мог подумать?
Снова повисает долгая, странная тишина. Мы смотрим друг на друга сквозь колючую поросль, и никто не двигается с места. Точно никому не хочется, чтобы это мгновение закончилось.
– Эй, дружище, у вас все в порядке?
Голос вышибалы звучит так неожиданно, что я вздрагиваю. Он, похоже, сообразил, что Джо целых пять минут стоит перед все тем же кустом роз.
– В полном! – кричит в ответ Джо, а затем, понизив голос, обращается ко мне: – Ладно. Я пошел.
– Спасибо большое, – признательно шепчу я, и это действительно так. Он не обязан мне помогать.
– Команда «На взлет!». К Рождеству будем дома, – говорит он своим «голосом пилота Второй мировой» и, подмигнув мне, направляется к вышибале.
– Как думаете, вашей девушке понравится небольшое видеообращение? Только вам придется его записать.
– Дружище! – У вышибалы округляются глаза. – Кроме шуток?
– Лучше пройдем туда. – Джо увлекает парня подальше от двери в направлении дорожки. – Там свет лучше. Нет, еще дальше. Да, тут хорошо. Теперь направьте телефон на меня и держите ровно… Как зовут вашу девушку?
Нужно признать, что Джо – гений. Он не только отвел вышибалу на несколько метров от двери, но и погрузил его в съемочный процесс. Я с предельной осторожностью выбираюсь из-за куста. Берег пуст. На цыпочках пройдя по гравию, последние два метра я преодолеваю прыжком, потом, затаив дыхание, ныряю в дверь и, очутившись в холле, обшитом дубовыми панелями, сразу сигаю в елочную нишу.
Я внутри. Я внутри! Теперь нужно подняться по лестнице…
Твою ж мать!
В конце холла я вижу Джейн Мартин – она болтает с женщиной в зеленом платье и указывает на перила. Что они делают в холле? Мне казалось, гости будут тусоваться на вечеринке, а не скитаться по дому на свободном выгуле.
А теперь они направляются в мою сторону. О боже, я пропала. Еще чуть-чуть, и меня засекут. Я уже слышу радостное чириканье Джейн: «О, Эффи, так ты здесь!»
Остается только один вариант – гардероб, чья дверь, в шаге от меня, открыта. Это большой встроенный шкаф, набитый старыми пальто и всяким барахлом. Без долгих раздумий я ныряю в него, закрываю дверцу, уползаю в угол, за древний плащ, и зажмуриваюсь, точно я все еще маленькая и играю в прятки.
Просидев неподвижно несколько секунд, я снова открываю глаза. Кажется, опасность миновала. Я бесшумно высвобождаю правую ногу, которую неудобно поджала под себя, и начинаю расслабляться, потому что местность мне знакома. Не перечесть, сколько раз я пряталась в этом шкафу. Сам его запах возвращает меня в детство: едкая вонь резиновых сапог, благоуханье старого дерева и слабый химический аромат клея. Клеем в гардеробе воняет с тех пор, как Гас увлекался моделированием – я щупаю вокруг себя и натыкаюсь на старый горшок, который он использовал. Надо же, все еще здесь – очевидно, хозяйственные ручонки Кристы не добрались до гардероба. Клею, наверное, лет двадцать, не меньше, он весь высох. Кому другому – бесполезный хлам, а мне он сразу напоминает брата, как он в двенадцать лет сидел за столом и с серьезным видом соединял кусочки дерева, чтобы получился истребитель, а Мими требовала все немедленно убрать, потому что через минуту ужин. Гас всякий раз возражал, даже не поднимая глаз: «Но, Мими, это самый ответственный момент», на что она смеялась: «Ответственный, говоришь? Тогда понятно».
Забавно, как приходят воспоминания: то фрагментами и обрывками, а то огромными кусками.
Я смотрю на часы и не верю своим глазам. Уже половина восьмого. Я-то думала, что к этому времени давно уберусь отсюда, а на деле сижу в гардеробе, и ноги у меня затекли. Я осторожно высовываю голову и тотчас втягиваю ее обратно, потому что в дальнем конце холла слышится характерное поскрипывание. Вот оно, преимущество многолетней игры в прятки – я знаю этот дом как свои пять пальцев. И могу сказать, когда кто-то приближается. Что именно сейчас и происходит.
Я заныкиваюсь в сумраке шкафа, надеясь, что человек, кем бы он ни был, пройдет мимо, но шаги останавливаются. Судя по каблукам, это женщина. Теперь она топчется на месте. Что она делает? И кто она вообще? В дверце шкафа, где неплотно прилегают плашки, есть щель, я не могу удержаться от искушения и подглядываю…
Нееет! Чур меня!
Это Криста поправляет перед зеркалом в холле утягивающее белье. Ее лица я не вижу, зато в поле моего зрения браслет на ее запястье и пальцы с наманикюренными ногтями, затягивающие на поясе эластичную ленту. Она думает, что одна, и задрала платье, желая лучше обозначить фигуру, а у меня из шкафа открывается обзор, как в первом ряду. Обалдеть. Вот так ныряешь в шкаф, надеясь попасть в Нарнию, а получаешь панорамный вид на филейные части мачехи.
И да, я знаю, что на самом деле она мне не мачеха, но ведет себя именно так. Точно все здесь принадлежит ей. Включая мебель, наших друзей и папу.
Я молча наблюдаю за ней – с ужасом и восхищением. От искусственного загара у нее на животе полосы, но она, по-видимому, считает, что никто их не увидит. Кроме папы, в джакузи…
Нет. Нееет. Только не #сексзашестьдесят. Или #виаградействует!, который папа запостил в прошлом месяце, выложив их с Кристой совместную фотку в белых махровых халатах. (Я чуть не умерла от стыда.)
Тут у нее звонит телефон, и я замираю, когда она отвечает своим гнусавым голосом.
– Привет, Лейс. Я в холле. – Она слушает, а потом говорит на полтона ниже: – Да, я собираюсь объявить об этом за ужином. То-то они распетушатся. Ладно, сейчас увидимся.
Она убирает телефон, а я моргаю в щелку. Что это она объявит? И кто распетушится?
Криста отступает от зеркала, ее лицо появляется в поле зрения, и я сглатываю. Она выглядит потрясающе, очень в своем духе – вся бронзовая, с блестящими тенями на веках. Она всегда носит накладные ресницы, но сегодня пошла вразнос – над глазами у нее нависают два огромных черных опушенных крыла.
– Я – красивая женщина, – сообщает она своему отражению, и сердце у меня екает. Вот только Кристиной самопсихотерапии мне и не хватало. Она поднимает подбородок и удовлетворенно оглядывает себя. – Я – красивая, сильная, сексуальная женщина. Я достойна лучшего в жизни.
Ну-ну. Я закатываю глаза. Для начала раскошелилась бы на автозагар получше.
– Я достойна любви, – говорит себе Криста с еще большей убежденностью. – Я достойна добрых даров от мира. У меня волосы как у двадцатилетней. – Она с самодовольным видом запускает пальцы в свою мелированную светлую гриву. – У меня тело как у двадцатилетней.
– Вранье, – вырывается у меня, и я тотчас прикрываю рот рукой.
Блин. Блин.
Криста замирает и оглядывается по сторонам. Я мгновенно ретируюсь в глубь гардероба. В задней стенке отсутствует планка, и при желании можно спрятаться в темной нише. Я шустро протискиваюсь в пролом, вдыхая затхлый запах тесного пространства, и подтягиваю ноги, стараясь быть неподвижной и невидимой.
