«И магглов», — напомнила себе девушка, но тут же осеклась. Перед глазами встал образ тех… существ, которых они с Персивалем увидели ночью в крепости. Безвольных, практически утративших человеческий облик, разум. На место всему, что делало их похожими на людей, пришла только безудержная жажда. Сколько таких людей еще было в Москве? И что с ними делали, когда нужно было освободить койки?
Дарья встрепенулась и села. После такого воспоминания можно было и не пытаться уснуть дальше. Девушка взглянула на часы — скоро должна была прийти горничная, и хоть она пользовалась доверием молодой княжны, Дарья не очень хотела испытывать ее пожилое сердце своим внешним видом. Девушка слезла с кровати, выложила ампулу из кармана и спрятала ее в шкатулку с драгоценностями. Затем сняла с себя пропахшую Хитровкой одежду и кинула ее в камин, присыпала сверху ароматными травами и, прошептав быстрое заклинание, подожгла. После этого она набрала ванну, практически на треть заполнив ее всеми ароматными маслами, которые были на полочке, лишь бы перебить и отскоблить от себя запах помоев, и опустилась в горячую воду.
Под действием температуры и пара мысли улеглись и расправились. Девушка вытянула ноги, расслабляя мышцы. Чем меньше напряжения оставалось в теле, тем сильнее распускались и цвели раздумья в ее голове. Нужно было выстроить порядок действий. Для начала — изучить формулу Астреи. Это она сможет сделать даже сегодня, в выходной день в канцелярии будут только отпетые трудоголики, и на присутствие Дарьи никто и вовсе не обратит внимания. Затем надо будет придумать план по похищения палочки. От одной мысли об этом по ее вискам разлилась тупая ноющая боль. Дарья вертела эту мысль, пытаясь придумать, как осуществить такую затею в одиночку.
«Спрятать под юбкой», — из всех вариантов этот был самым правдоподобным. Хотя, конечно, можно было бы пригласить Василевского прямиком на бал, напоить оборотным зельем и выдать за кого-нибудь из мелких клерков, но тут было слишком много тонких моментов, в которые что-то могло пойти не так. А от мысли о том, чтобы впустить Василевского в Канцелярию, провести его туда своими руками, ей становилось плохо. Становилось очевидно, что ей нужны союзники.
Дарья взвыла и нырнула под воду, давая себе пару секунд на размышление. Когда она вынырнула, воздух холодными иглами впился ей в лицо, легкие, вплёлся в волосы ледяными лентами. Да, смысла спорить не было — ей действительно нужна была помощь. Вот только к кому обратиться? Пашу она и так загоняла своими просьбами, Персиваль Грейвз теперь считает ее хладнокровной интриганкой, а больше доверия она ни к кому не испытывала. Всю свою жизнь Дарья предпочитала работать одна: сначала потому, что у неё особенно не было друзей, затем — поскольку она перестала в них нуждаться. То есть, немного друзей у неё было, с ними можно было посетовать на строгость учителей, со смехом поесть яблоки на ярмарках, пообсуждать кавалеров на балах, но это не те люди, к кому можно заявиться и сказать: «А не изволите-с составить мне компанию в небольшой авантюре? Нужно всего лишь похитить самый мощный магический артефакт, увести его из-под носа у агентов из трех стран и самого опасного чародея на планете!». Конечно, очередь желающих выстроится, как на сватовство.
Благо, до бала было еще несколько дней, и Дарья дала себе обещание подумать над вопросом союзника не позже следующего вечера. А пока — нужно было решить вопрос с Астреей.
Горячая ванна придала Дарье сил. Девушка вышла из воды, взглядом стараясь избегать зеркала, обернулась мягким полотенцем, высушила волосы и вернулась в комнату. Время близилось к восьми часам, между комнатами уже начали раздаваться мягкие шаги прислуги. Дарья не очень хотела встречаться с Марфой — горничной, и, чтобы избежать этой встречи, принялась собираться так быстро, как только могла. Взмахом палочки она призвала несколько толстых тетрадей со своими записями, чистый блокнот, карандаши и перья, все погрузила в сумку. Пока она носилась по комнате, за ней летали рубашка и юбка, и Дарья нелепо выставляла руки, пытаясь наконец-то попасть в рукава. Зачарованный гребень запутался в волосах и звал на помощь, Дарья обернулась, чтобы вынуть его, но зацепилась за подол юбки, оступилась и рухнула на пол, больно ушибив колено. Высвободив злосчастную расческу, она готова была уже возобновить сборы, как дверь ее спальни приоткрылась и на пороге возникла Марфа.
— Барышня? — в хитрых старых глазах блеснул лукавый огонёк. Марфа была уже немолодой женщиной, и сколько Дарья себя помнила, горничная всегда была при них с сестрой. Другие слуги неизменно называли ее «Теть-Марфой», хотя ей было не так уж много лет, но состарилась она быстро — мягкое лицо разбередили морщины, а в волосах уже показалась седина. Дарья никогда не задавалась вопросом, сколько лет Марфе было на самом деле.
— У меня срочное дело в канцелярии, — сказала девушка тоном, не предполагавшим дальнейших вопросов и объяснений. — Обернусь к вечеру.
— Хорошо, — Марфа мягко переступила с ноги на ногу и как будто виновато опустила голову. — Княгиня просила напомнить, что сегодня у вас примерка нарядов к балу и… помолвке.
Последнее слово хлестнуло по обнаженным нервам, как плеть. Дарья вскинулась и поджала губы.
— Раз маменька организовала помолвку, то пусть и платья сама выбирает. В конце концов меня все равно обрядят в то, что понравится жениху, — мотнула головой чародейка, затем, немного подумав, запустила руку в шкатулку и протянула Марфе несколько купюр. — На вот, чтоб ее крик не сильно ранил твоё сердце и нервы.
Но Марфа убрала руку и замотала головой. В ее светлых, почти прозрачных глазах, читалось понимание и жалость. И эти два чувства подстегивали Дарью еще сильнее — в жалости она не нуждалась, а на понимание всего кошмара, в который превращалась ее жизнь, она уже не надеялась. Но слуги жалели ее, причём не только те, кто был при их семействе, но, кажется, вся московская дворня лила слезы по незавидной судьбе молодой княжны. Кто, как ни слуги, был в курсе скверного характера Калинцева? Даже последняя поломойка сожалела о будущем Дарьи, а что уж говорить о Марфе — кажется, совсем недавно, еще бойкая и полная сил, она собирала молодую княжну на первый бал. Круглое личико девушки тогда светилось озорством и жизнью, а глаза горели от переполнявших голову фантазий. В своих грезах Дарья танцевала с принцами, сочиняла стихи для герцогинь, передавала пламенные приветы их братьям, а затем — праздновала свадьбу с каким-нибудь прекрасным юношей на Лазурном Берегу. А теперь Марфа по десять раз переплетала темные волосы княжны, в то время, как княгиня выбирала, какая прическа больше подчеркнёт важность предстоящей свадьбы. Женщине казалось, что она собственными руками ведёт девушку на заклание, и честное слово — если бы Дарья только попросила ее о помощи, Марфа бы в тот же день придумала, как отправить девушку в какую-нибудь глушь и спрятать до поры, до времени. Но Дарья, упрямая с самого детства, терпела и злилась. И, как любой загнанный в угол человек, не имеющий ни малейшего представления о том, как себе помочь, она начинала обвинять весь мир в жестокости, безразличии и скудоумии. Марфе не было обидно, но по-человечески больно за девушку.
