— А она вернула машину? — вступил Штильхарт.
Продавец фыркнул.
— Вот то-то и оно, что нет, — сказал он, — как в воду канула. Я в полицию, а мне, представьте, там и говорят, что нет такой девицы в стране.
— Как это? — не поняла Кристина.
— А вот так, — хлопнул в ладоши мужчина, — девица-то не свой паспорт давала и никакая она вовсе не Рыкова, а Рыкова-то совсем другая была. Когда адвоката того английского убили, Рыкову эту по телевизору показывали. Совсем не такая она.
Кристина задумалась. Зачем же кому-то понадобилось называться именем Александры и подделывать её паспорт? Вряд ли просто для того, чтобы взять напрокат машину.
— Ничего не понимаю, — пробормотала Наташа, — нет, ну я точно помню, что видела Шурочку за рулем. Я не могла ошибиться.
Кристина пожала плечами.
— Но ведь вы сами говорили, что она на вас не обратила внимания, — произнесла девушка, — может быть, кто-то просто изображал из себя Александру? Как считаете?
Наташа задумчиво пожевала губу.
— Нет, ну я не думала о таком варианте, конечно, — сказала она, — да и зачем кому-то делать такое?
— Вот именно, зачем? — задался вопросом Штильхарт, — даже если не брать пластическую хирургию, то даже просто загримировать человека, чтобы сделать идеальную копию, очень сложно! Внешность — это полдела. Нужно натаскать человека. Манеры, повадки, тембр голоса, жестикуляция. Для этого нужна какая-то потрясающая цель. Какая-то сверхзадача. Что в лице Александры такого, что можно было взяться за такое трудоемкое дело?
Кристина усмехнулась.
— Боюсь, рассуждая об этом, мы бы только сломали себе голову, — сказала она, — проще раскрыть убийство Чилуэллов. Стоп!
Девушка хлопнула себя по лбу.
— Что? — не понял Штильхарт.
— Чилуэлл, — сказала Кристина, — вот зачем им понадобился двойник.
— Не очень понимаю, — сказал Флориан.
— Признаться, я тоже, — решила поддержать его Наталья.
— Да как же!? — удивилась Кристина. — Александра была вхожа в дом Чилуэллов, но при этом не имела ни малейшего повода убивать его. Никому и в голову не пришло бы её подозревать. Её лицо идеальное прикрытие.
— Ага, — кивнул Штильхарт, — а в то время, пока двойник убивал Чилуэллов, настоящая Александра была с Верховским.
— Именно, — сказала Кристина, — поэтому всё и свалили на Чилуэлла-младшего.
Понарина нахмурилась.
— Да нет, — сказала она, — меня бы они не одурачили. Я знаю эти фишки, как в фильме «ТАСС уполномочен заявить». Я видела её как вас, а поведение, манеры — всё было другое.
— Значит, одурачили, — констатировала Кристина, — а возможно, вас именно поэтому и хотели убить. Вы могли выудить из памяти эту историю, что, собственно, и сделали. Кое-кому этого не хотелось.
— И всё же это была Шурочка, — сказала Наташа, — я не могла её ни с кем спутать.
Она говорит уверенно, поняла Кристина, но ведь она не физиономист, чтобы так утверждать. А даже если и так. Существует масса способов сделать идеальную копию. Почти идеальную. Поскольку Наташа заметила изменения в её поведении.
— Но если это такая идеальная копия, — сказал Штильхарт, — тогда куда она делась потом? Ведь если это она совершает убийства сейчас, то…
Кристина бросила на Флориана мрачный взгляд. Она поняла, к чему он клонит. Если они тогда сделали копию из Александры, то и сейчас они могут сделать копию из кого угодно. А значит, под подозрением каждый.
* * *
Анастасия балансировала на грани сознания. Известие о смерти отца она встретила с каким-то маниакальным спокойствием, словно уже ничто, никакая трагедия не могла её задеть. Она находилась как будто под действием сильного наркотика, который полностью подавил её личность и всякое сопротивление обстоятельствам. Наверное, именно так сходят с ума, — подумала девушка.
Открыв глаза, Анастасия обнаружила себя лежащей на собственной кровати. Она была полностью одета и даже в обуви. Вероятно, когда она пришла сюда, то сразу грохнулась на кровать и уснула. Когда это «когда» именно было, она точно сказать не могла. Равно не могла она определить, и какой сейчас день, час или даже время года.
Снизу, вероятно из кухни, доносился звук шипящего масла. Звук этот сначала изрядно напугал девушку и лишь потом она вспомнила, что в доме не одна.
Кое-как приведя себя в порядок, насколько это позволяло её душевное состояние, она спустилась вниз. На кухне возле плиты стояла Светлана и жарила яичницу. Присутствие подруги сразу потянуло мысли о Шурочке, о том, что она ещё несколько дней назад так же стояла у плиты, только там, в Кранцберге. А теперь её нет, и не будет больше никогда. Тогда им казалось, что это всё так, пройдет. Да, есть какая-то мифическая угроза, но она где-то далеко…
Не прошло. Анастасия сначала похоронила подругу, а теперь должна хоронить отца. Кто следующий? И какой будет её смерть?
Шурочку они взорвали, отца зарезали. Как её убьют? Может, это и есть её судьба? Может быть, ей не противиться? Может, она этим спасет остальных?
— Эй, — Света щелкнула перед ней пальцами, — ты где? Вечно жизнерадостный голос Русаковой заставил отступить оцепенение, на время.
— Прости, — сказала Анастасия, — задумалась. Ты знаешь, — она обвела ладонью кухню, — а вот мы с Шурочкой тоже у меня на кухне разговаривали, строили планы, гипотезы. А потом…
Света нахмурилась.
— Стоп, — сказала она, — прекрати себя изводить! Так и до психушки дойти недолго.
Анастасия кисло усмехнулась.
— Прекрасный совет от юриста, — заметила девушка, — если ты мне ещё покажешь, как перестать изводиться, то мне совсем станет хорошо.
Светлана естественным движением переложила яичницу со сковородки на тарелку.
— Ты должна полностью абстрагироваться, — сказала она, — я вижу, что тебя волнует каждый шорох, каждый стук. Не обращай на это внимание, относись к тому, что с тобой происходит, как к чему-то естественному, что бы ни происходило.
— Даже если опасность грозит твоим близким? — спросила Анастасия.
Света кивнула.
— Да, — сказала она, — ты должна решать сама, как лучше ты им можешь помочь. Если ты будешь убивать сама себя, то им не поможешь. Ты только облегчишь работу тому, кто хочет тебя убить.
Анастасия вздрогнула. Слова Светы пробежали по её мозгу, словно струя водопада залила бушующее пламя.
— Убить? — переспросила она.
Светлана вновь коротко кивнула, практически не делая других эмоциональных движений.