— Не могу сказать точно, — произнес Верховский, — не знаю, но у нас что-то происходит. В моем окружении что-то… или кто-то. Информация, которая на этом диске, была доступна только нескольким людям.
Ксения заинтересовалась.
— Действительно? — спросила она. — Анастасия Урусова входит в их число?
Верховский покачал головой.
— Прямо нет, — сказал он, — но они так близко общались с Шурочкой, что я не знаю, может быть, она могла что-то ей рассказать. Поймите, у меня нет никаких данных, но кто-то за мной следит, подглядывает. Он знает каждый мой шаг.
Ксения поджала губы.
— Вряд ли это можно считать за стоящую информацию, — вздохнула девушка, — вы сами не знаете, чего хотите, Верховский. То вы просите оберегать Анастасию, то непрозрачно намекаете, что сами подозреваете её. Ведь подозреваете?
Александр помрачнел.
— Да, — сказал он, — как это не покажется дико. Поймите, я не знаю, что со мной происходит. Я иногда просыпаюсь и сам не понимаю, проснулся я или нет. Знакомы с таким ощущением?
Авалова кивнула.
— Это называется сонный паралич, — сказала она, — когда наши сны смешиваются с реальностью. Но боюсь, у меня нет возможности на такую роскошь. Я милиционер, а милиционер — это участник борьбы добра со злом. Только вот сейчас добро куда-то пропало, а зло борется с ещё большим злом. Вот я и ломаю голову, куда приткнуться. Поэтому вряд ли я смогу вам показать, как глубока кроличья нора.
Верховский пригубил виски. Судорожно сглотнул.
— На самом деле неважно, — сказал он, — мне кажется, что нарыв вот-вот вскроется сам по себе. Больно располагает к этому ситуация. Вот тогда и вам придется выбрать чью-то сторону. Я хотел вас спросить, вы что-то нашли, там, в клубе?
Ксения кивнула.
— Нашла, — сказала она, — Кирсанова зашла туда, куда не следовало, и увидела то, что не следовало, поэтому её поймали и убили. Искренне надеюсь, что не вы причина этому.
Александр помотал головой.
— Бедная девочка, — сказал он, — мне нужно было пойти с ней, всё могло бы закончиться по-другому.
Верховский опять поменял образ. Стал похож на жалеющего весь мир романтика. Он был словно стекляшки в калейдоскопе. Все время перескакивал с темы на тему, но Ксения научилась распознавать его образы. Вот только пока не могла понять, какой из них настоящий. Она могла бы, наверное, развернуть разговор в какую-то иную стезю, но полагала, что ей лучше подыграть Верховскому. Она понимала, что разговаривая с ней, он прежде всего думает о своих интересах, но и в этой ситуации она могла получить немало. Однако почему же все-таки он так тянется к ней, вот это было ещё одной загадкой.
— У вас нет предположений, про кого говорит Кирсанова? — спросила Ксения.
— Нет, — сказал Верховский, — но я долго думал об этом и полагаю, что я знаю человека, который может помочь понять это.
— Кто он?
— Художник, — сказал Верховский, — ребята из моей службы безопасности установили, что это он сделал поддельные паспорта, ну, те самые.
Ксения насупилась. Занятно, значит, пока они носом землю рыли, Верховский взял и отыскал. Впрочем, когда у тебя горит земля под ногами…
— Я договорился о встрече с ним, — продолжал Верховский, — но мне бы хотелось, чтобы вы поехали со мной. Это ведь может оказаться полезным. Не правда ли?
Он снова поменял образ. Хотя если бы его сейчас услышал Рауш, то определенно бы сказал, что Верховский отводит от себя подозрение. Может быть, может быть. В конце концов, как говорилось в известном фильме, в разговоре всегда запоминается последняя фраза. Возможно, Верховский думает, что она запомнит только то, что он пригласил её поехать к этому художнику, а в остальном сбил тему разговора, но неужели он настолько глуп, чтобы полагать, что запутает её таким образом. Верховский кто угодно, но точно не дурак.
Ксения взяла орех.
— Я в деле, — сказала она, — поехали.
Если он так думает, пусть. В конце концов, она ничего не теряла, а здоровый риск — это её любимое занятие.
* * *
Хотя сей гениальный план пришел в голову ей, Покровская сильно опасалась, что ничего хорошего из него не выйдет. В лучшем случае их просто убьют. В худшем, — убьют с мучениями. Закавыка была в том, что другого плана не было. Расчет на внезапность и человеческие пороки. Все как всегда.
Их автомобиль въехал на территорию одного из тех коттеджных поселков, в которых любила селиться республиканская элита, то есть в таких, где каждый смотрит, на какой машине приехал, в каком ты костюме или платье, что за обувь на тебе, и где никогда не встретишь лицо из какого-то иного социального круга.
Соболь притормозил возле массивного кирпичного забора, за которым высился такой же массивный кирпичный дом.
Наташа похлопала молодого человека по плечу.
— Выходишь, открываешь капот, возишься, — коротко бросила девушка, — сигнал — как договорились, огонь открывать только в крайнем случае. Не появимся через полчаса, уезжай.
— Понял, — кивнул Соболь, — девочка на мне. Покровская кивнула в ответ.
— Естественно, — сказала она, — её тащить слишком рискованно. Всегда надо оставлять возможность для маневра. Даже в такой ситуации.
Эльмира недоверчиво хмыкнула.
— Почему вы так уверены, что ваш план сработает и вам поверят? — спросила она.
Наташа улыбнулась.
— Арсенюк трус, — сказала девушка, — хитрый, злобный, но трус, а для таких естественно предательство. На этом мы и сыграем. Повезет, выберемся. Алексей, надень на них наручники, для пущей убедительности.
Наташа выбралась из машины и, стараясь не запачкать туфли, направилась по узкой тропинке к воротам. Подойдя к домофону, девушка дважды вдавила кнопку звонка.
— Слушаю, — раздался голос.
— Здравствуйте, — светски поприветствовала неизвестного собеседника Наталья, — я старший следователь Покровская. Да-да, та самая, за которой вы гоняетесь, у меня есть подарок для вашего шефа, и если мы договоримся, то я с удовольствием вам его передам.
Ответа не последовало. Дверная калитка отворилась мгновенно. Наташа, глубоко вдохнув, зашла на участок, сделав знак Эльмире следовать за ней.
Они шли друг за другом по узкой дороге, мощенной серым камнем. Перед ними высился высокий трехэтажный особняк. Вот только ближе подойти не получилось. Из черной тени декоративных туй выскочили охранники в черных костюмах и помповыми ружьями наперевес. Ружья были немедленно наставлены на девушек.
— Не двигаться! — посоветовал один из охранников.
* * *
Охранники вежливыми манерами не отличались. Девушек грубо втолкнули в дом и грубыми окриками приказали следовать за ними. Бежать было бессмысленно, поэтому Наташа опять решила отдаться на волю безмятежной волны судьбы. К тому же роль всегда следует доигрывать до конца. У неё было ощущение, что ей поверили, ведь на месте их уже не расстреляли, а значит, есть хотя бы одна сотая успеха. А это в их условиях было немало.
