Арсенюку было страшно. Это было его обычное состояние, поэтому ничего не было удивительного в том, что он сделал. Наверное, удивительным было то, что чувство страха у Арсенюка никогда не сочеталось с чувством осторожности и самосохранения, вот почему сразу после того, как Покровская покинула его дачу, он позвонил Адашеву и закатил истерику.
— Это я, — прокричал он в трубку, — ты меня слышишь? Все пропало! Я! Арсенюк! Арсенюк! Всё пропало! У меня была Покровская! Она всё забрала! Диск с информацией о протестных акциях! Да! А что я мог сделать?! Вы же меня подставить решили! Мне что, резон есть на нарах париться!? Как хотите, но я соскальзываю! Алло! Алло!
— Похоже, я вовремя, — раздался женский голос. Арсенюк дернулся, и вся его субтильная наружность стала выражать крайнюю нервозность. Перед ним стояла женщина, тонкая, изящная, затянутая в кожу.
— Ты кто? — треснувшим голосом спросил Арсенюк.
— Это не столь важно, — ответила гостья, — наверное, ты даже слышал обо мне. Меня интересуют два момента. Говорил ли ты что-либо о намечающихся событиях и кому?
— Да пошла ты знаешь…
Прежде чем Арсенюк договорил, на его горле сомкнулась стальная перчатка.
— Я, по-моему, спросила достаточно четко, — отозвалась Охотница.
— Ду… Покровская Наталья, — прохрипел Арсенюк, — она ведет дело об убийстве депутата Левицкого.
Охотница сохраняла полную безэмоциональность во взгляде.
— Что она от тебя хотела? — последовал вопрос. — Почему пришла к тебе?
Охотница разжала хватку, и Арсенюк осел на землю, судорожно хватая ртом воздух.
— Требовала, чтобы сняли посты, — хрипел он, — чтобы выпустили Сабурову и её девчонку.
— Ты снял посты?
Арсенюк тяжело закивал:
— Да.
Охотница эмоций не выражала.
— Что ещё?
— Я заснял, как Кирсанова пытается убежать из комнаты, — заныл Арсенюк.
— Прекрасно, — бросила Охотница, — ты уже успел передать это Покровской?
— Нет, — выдохнул Арсенюк, — она придет за информацией сюда завтра. В два часа дня.
Впервые за весь разговор Охотница позволила себе улыбку. Она получила то, что ей было нужно.
— Благодарю, — вежливо сказала она и направилась к выходу из гостиной, — да, кстати, я забыла. Мы не попрощались.
Охотница сделала легкое движение рукой. С запястья слетел диск. Он разрезал плоть и кость и вернулся к хозяйке. Арсенюк с широко открытыми глазами осел на пол.
Охотница подошла к трупу и перевернула его носком сапога.
— Бесполезное существо, — пренебрежительно бросила девушка.
* * *
Штильхарт вел машину. Кристина сидела рядом, уткнувшись в свои записи, словно бы те могли ей помочь что-нибудь понять. По радио шли новости. Главной из которой была смерть беглого олигарха из Великоруссии Бориса Тополевича. Его тело было найдено на окраине Монтрё в брошенной машине. По первым данным остановка сердца.
— Кажется, кое-кто опять убрал все концы, — заметил Флориан, — клиника эвакуирована, Тополевич мертв.
— Похоже, — кивнула Кристина, — возможно, он отыграл свою роль и от него избавились, а может быть, он стал слишком опасно себя вести для их общего дела. Это не столь важно! В любом случае, с его смертью ниточка оборвалась. Теперь мы просто обязаны найти эту Охотницу, она единственный ключ к разгадке.
Штильхарт многозначительно хмыкнул.
— А может, всё проще, — сказал он, — может, за этим стоит Верховский? Иначе кому и зачем нужно похищать Урусову?
— Поясни, — не поняла Левонова.
— Смотри, — сказал Флориан, — он всё бредит страстью к Анастасии, по крайней мере так утверждал покойный Урусов, и тогда в рамки укладывалось бы похищение. Ну в самом деле, если ты хочешь убить человека, берешь и убиваешь. А вот подобное похищение… На такое способны только люди, одержимые страстью.
Кристина задумалась.
— Но Светлана слышала женский голос, — напомнила девушка, — да и куда девать убийство Чилуэлла? Он же не мешал Верховскому. Но кое в чем ты прав. В страстях Верховского.
— То есть? — пожал плечами Штильхарт.
— Похищение объекта страсти вполне может заставить Верховского начать совершать рисковые действия, — заметила Кристина, — быть может, целью является он, а не Анастасия? Может быть, похищение Анастасии было заказано, чтобы заставить его сделать взнос в «Лигу честности» или что-то в этом роде.
Флориан кивнул.
— Возможно, — согласился он, — только не забывай, что мы теперь знаем, что сама «Лига» была профанацией, и сохранится ли она без Тополевича, это ещё большой вопрос.
— Может быть, Анастасия что-то знала об убийстве Чилуэлла, — предположила Кристина, — или что-то об Александре, какую-то деталь, которую мы не знаем.
Они по-прежнему ходили по кругу и никак не могли из этого круга выйти, словно бы он был заколдован.
Place du Molard был одним из центральных местечек Женевы, районом открытых рынков, фешенебельных бутиков, а ещё маленьких кафешек. Где-то в одном из таких и произошла судьбоносная встреча для Александры.
— Мы здесь, — возвестил Штильхарт, — ты уже провела гениальный анализ и определила, где то кафе? Их же здесь с десяток.
Кристина кивнула.
— Да, но Светлана говорила про площадь, — заметила девушка, — согласись, что таких меньше.
Собственно говоря, их было всего три. И естественно, во всех трех им сказали, что никогда не видели такой девушки.
— Ничего, — весело сказал Флориан, — отрицательный результат тоже надо записывать в актив.
Кристина вздохнула. Это и так была весьма хлипкая ниточка, но ничего больше у них не было. Возможно, конечно, что за десять лет Александру просто забыли, мало ли посетителей, а возможно, что и встречи никакой не было или они договорились встретиться в другом месте.
— Стоп, — осенило Кристину — здесь же есть еще одно местечко!
— Где? — не понял Штильхарт.
— Винный бар в Башне Молар, — пояснила девушка, — я была там как-то с друзьями.
Штильхарт указал на виднеющуюся чуть вдалеке башенку XIV века, возведенную для защиты озёрного порта Женевы. Кристина молча кивнула.
Бар располагался на втором этаже и представлял собой смесь старины и хайтека. Подскочившему официанту в черном переднике, лет пятидесяти, Штильхарт продемонстрировал удостоверение.
— Чем могу помочь? — спросил официант.
— Кто-то из ваших официантов работал здесь десять лет назад? — спросила Кристина.
Официант почесал затылок.
— Я работал, — кивнул он, — я здесь вообще с самого начала. А в чём дело?