— Что ты имеешь в виду? — поинтересовался Мациевский.
— Есть кто-то ещё, — пояснила Ксения, — кто-то, кто отдает приказы Адашеву и кому подчиняется наша девушка.
— SIGMA? — спросила Наташа. Ксения кивнула.
— Да, — кивнула Ксения, — удивительно, но теперь я сама начинаю в это верить. И они пока впереди нас. На этом обычное расследование заканчивается, начинается политика.
— Что будем делать? — спросила Наташа.
— Что и раньше, — сказала Ксения, — искать. Если у Арсенюка действительно есть компромат на Адашева, возможно, он даст нам ключ к поискам. А я вернусь к Верховскому. Пришло время услышать и от него ответы.
* * *
И судимы были мертвые по написанному в книгах сообразно с делами своими.
Грозен и страшен был этот год. И в год этот жила Понти́я в каком-то странном и неестественном состоянии, которое быть может только ей одной свойственно.
И вот в этот самый год произошло в этой стране то, что все ожидали, но произошло это так быстро, что никто уже даже не скажет, кто это начал и что стало причиной. А произошло это потому, что в этой самой стране ненавидели власть.
Её ненавидели все. Ненавидели либералы, которые мечтали об эфемерной свободе. Ненавидели олигархи, потому что власть дербанила тот кусок, который дербанить могли бы они. Ненавидели националисты, потому что националисты считали власть враждебной для государственнических идей. Ненавидели поэты и литераторы, художники и банкиры.
А власть этой самой Понти́и мечтала не о закатах над рекой и не о теплых зимах, и не благополучии Понти́и, а мечтала она о маленькой ячейке с внушительным содержимым и о квартирах в очень далёких странах.
И эта ненависть росла и ширилась, и стала разбухать. Власть ненавидели, ненавидели ненавистью прямой, сильной, которая должна была двинуть в драку.
И вот пришло известие о том, что богатые люди Республики развлекаются с девушками, а потом отправляют их в психиатрическую клинику, когда те им надоедали.
И нечего было говорить власти, что будет расследование и виновных накажут.
Мнения разделились. Кто-то говорил:
— Это либералы! А кто-то:
— Это коррумпированная власть! Там одни воры. Ну и любимое славянское:
— Это вообще всё Запад!
И никто не знал, кто такие «либералы», и кто «воры во власти», и какой-такой «Запад». Но что знали все решительно, это то, что власть должна ответить.
* * *
Угольная чернота залегла над массивными деревьями. Полная чернота, и только свет прожектора освещает караульное помещение возле массивных ворот.
И вдруг как по команде: свет, рев моторов, крики, гомон.
— Ребята, давай с нами! На склады!
— На склады! — подхватили ребята.
Осторожный часовой вскинул АКМ.
— Кто идет?
Ответом ему был удар тяжелым поленом по голове. Часовой рухнул на землю. АКМ кто-то подхватил. Послышались выстрелы.
Снова свет фар. Рев мотора. Кто-то двинул грузовик на ворота.
Тяжелый «бычок» снес покрашенный металл, и толпа ворвалась туда, куда чернота падала на деревья.
Воздух наполнился рёвом тревоги и стрекотом автоматов. Это пытались отстреливаться солдаты, но толпа напирала. Раскидывала солдат поленьями, забивала камнями, подхватывала АКМы и начинала стрелять в ответ.
Толпа врывалась в массивное здание, выносила оттуда тяжелые деревянные ящики. Выходила из ворот. Садилась в грузовики и ехала. Ехала брать город.
Да, месть не замедлила себя ждать. Она пришла по жарким дорогам с запада и востока. С юга и с севера. Пришла в Борисфен. Пришла и стала стрекотать автоматами и пахнуть кострами на площади, и звучать криками и призывами.
И явно, что предшествовал этому всему обычный, простой и кривой гнев. Этот гнев нес и поленья, и автоматы и сносил металлические ворота.
И вот после этих ворот и после того, как заполыхали костры на площади, началась какая-то сущая чертовщина. Всколыхнулась и забурлила по всей Республике.
* * *
Вдоль берега реки тянулась насыпь из вырытого со дна грунта. Слово «Jonction» означало соединение. Что же, судьба не лишена иронии, в который раз утвердилась Кристина.
Грея руки в карманах пальто и подбрасывая носком сапога мелкую гальку, девушка стояла подле высокого дерева и смотрела на автокран, который поднимал из мрачной осенней воды автомобиль. То, что от него осталось за десять лет, которые он пролежал на дне.
Проходя вдоль реки, Кристина думала о том, какие ещё тайны могут скрывать эти темные воды. Водолазы работали уже два часа, ныряя в воду с надувных лодок. Криминалисты обследовали поросшие травой и тростником берега. Все было залито сиянием переносных прожекторов.
Думай, приказала она себе, они подъехали сюда, колеса были развернуты к реке. Затем один из пассажиров вышел и направил автомобиль в воду. Остальное сделала неумолимая природа и время.
Штильхарт был рядом. Тоже смотрел, как на фоне черного небо вырастает силуэт «Ауди».
— Плохие новости, — сказал он, — уже слышала? Левонова кивнула.
— Да, — сухо сказала она, — теперь начнется. Народ обвиняет власть. Власть обвиняет народ. Дело пахнет большим бадабумом.
— Занимательное слово, — хмыкнул Флориан, — главное, очень точно объясняет.
— Главное, что мы сделать ни черта не можем, — сказала Кристина, — не стоило нам соваться в клинику, мы только подстегнули ситуацию.
— Не кори себя, — пожал плечами Флориан, — ты все сделала правильно. Спасла жизни двух невинных девочек. А уж это… будь покойна, оно и так бы случилось. Не это, так другое. Важно знать правду о природе ситуации, и мы её знаем.
Кристина бросила в его сторону недоверчивый взгляд.
— Штильхарт, — сказала она, — ты читаешь слишком много философских книг.
Автокран перетащил машину в сторону от воды и покачал над насыпью. Потом, с помощью трех человек, «Ауди» медленно опустили на землю и его сразу облепили полицейские. Кто-то открыл дверцу, оттуда вылилась дурно пахнущая зацветшая вода.
— Детектив, — окликнула Флориана девушка-полицейский из оцепления, — посмотрите, что мы нашли!
Штильхарт кивнул Кристине, и они вдвоем подошли к автомобилю. В этот момент двое полицейских в спецодежде осторожно вытаскивали что-то из салона — человеческие кости.
— Десять лет пролежала на дне, — сказал Штильхарт, — Фабиан, как думаешь, удастся идентифицировать?
— Закон сохранения материи, — сказал Эмболо, — дает мне некоторую надежду. Хотя кое-что я уже могу сказать.
— Мы все в ожидании, — сказала Кристина.
