— Три девочки пропали на прошлой неделе, — докладывал Рауш, — Екатерина Кирсанова, Даша Терехина и Соня Захарова. Все ученицы Международного лицея, название такое. Как показывают остальные ученики, они тесно общались друг с другом, иными словами, были подругами.
Авалова задумчиво приподняла бровь.
— Они что, одновременно пропали? — спросила она. Рауш кивнул.
— Практически, с разницей в два дня. В понедельник ушла в школу и не вернулась Кирсанова, в четверг Терехина, тоже по пути домой из школы, в воскресенье пропала Захарова, ну а в понедельник, вы знаете.
Ксения прищурилась.
— Значит, первой пропала Кирсанова, и её убили первой? — спросила девушка.
Рауш кивнул.
— А точно известно, что Терехина шла домой из школы? — спросила Ксения. — Или это предположение?
Макс пожал плечами:
— Можно точно сказать, что она шла из школы, поскольку её в этот день видели на уроках, но вот куда, это неизвестно.
Ксения задумчиво кивнула.
— Вы узнали круг их общения? — спросила девушка. — С кем ещё дружили? Какие мальчики нравились?
Молчавший до этого Ригер фыркнул.
— Да там такая школа… в общем, форсятся, и учителя, и ученики. Из них слова не вытянешь, а чуть давить начинаешь, хамят, обзывают, судом грозят, — полковник махнул рукой, — мажоры, в общем.
Или несчастные дети, которые не нужны своим родителям, заключила про себя Ксения.
— А про само убийство что-то новое можете сказать? — спросила она у Макса.
— Девушка была убита около трех часов ночи. Орудие убийства, предположительно нож или кортик.
— Что значит предположительно? — спросила Ксения.
— Да то и значит, — объяснил Рауш, — наш эксперт никак не может понять, что это за оружие. У раны такие края, которые не оставляет ни один из колюще-режущих предметов, которые есть в базе.
— А вы были в школе после убийства?
— Нет, — ответил Макс, — ещё не успел. Как раз думал сегодня съездить, тут вы.
Ксения усмехнулась.
— Ну, так давайте сейчас вместе и прокатимся, — сказала девушка, — какими бы они ни были мажорами, как вы говорите, убийство есть убийство, тем более умерла их одноклассница. Возможно, кто-то с нами и поделится нужной информацией. — Авалова посмотрела на сидящего во главе стола полковника. — Если ваше начальство, конечно, не против?
Ригер пожал плечами.
— Да разве я что-то говорю, — сказал он, — вы не думайте, Ксения Игоревна, не считайте нас какими-то сухарями канцелярскими, просто для нас это всё в новинку. Я действительно надеюсь, что ваше пребывание здесь прольет свет на это темное дело.
Ксения белозубо улыбнулась.
— И в мыслях не было, — сказала она.
Искренне надеюсь, что и не будет, добавила про себя Авалова.
* * *
Синего цвета «Шкода» подъехала к красивой стеклянной новостройке и из автомобиля вышла светловолосая девушка в темно-синем прокурорском мундире, на который был наброшен легкий бежевый тренч. Девушка оценивающе посмотрела на здание и достала из кармана визитку, которую получила сегодня из рук своей старой знакомой Кристины Левоновой, с напутствием расспросить начальника этого здания насчет нескольких заказных убийств.
Девушку звали Наталья Владимировна Покровская, и была она старшим следователем генеральной прокуратуры Понти́йской Республики, которому поручили вести дело об убийстве депутата Андрея Левицкого.
Свои юные прокурорские годы Наташа коротала в городе Тирас и, может быть, и осталась бы одним из сотен ординарных следователей, если бы ей не распределили дело о хищениях в футбольном клубе «Хаджибей». Простое, казалось бы, дело в результате вывело на крупную преступную группировку, возглавляемую президентом клуба Виктором Ходаковым. Девушке неоднократно пытались угрожать, но принципиальная Наташа довела расследование до конца, после чего её в два счета перебросили в Борисфен на должность старшего прокурора 2-го отдела процессуального руководства досудебным расследованием. Она была честная, прямолинейная, но добрая и сострадательная. Никогда не отворачивалась от чужой беды за сухими бюрократическими отписками, никогда не отказывалась помочь.
Покровская знала, что когда строишь комбинацию против сильного и опасного противника, а читая информацию на учредителей «Лиги честности», которой с ней поделилась Кристина, она не сомневалась, что противник более чем маститый, необходимо понимать, что это может стоить тебе не только каких-то профессиональных проблем, но даже жизни, и тем не менее, всегда бралась за такие дела.
Наташа остановилась перед проходной. За столом с несколькими мониторами сидел молодой парень, лет двадцати четырех, и что-то набирал на ноутбуке. Увидев Наталью, он встал с кресла пристально посмотрел на девушку.
— Вам что? — спросил он.
— Я к Николаю Добровольскому, — сказала Наташа.
Отработанным движением дежурный охранник поднял одну из телефонных трубок и, поднеся её к уху, спросил:
— Как доложить?
Покровская показала удостоверение.
— Покровская Наталья Владимировна, от генерала Раевского, — сказала девушка.
Прошло несколько секунд, и охранник заговорил по телефону.
— Николай Иванович, — сказал он, — это первый пост. К вам тут от генерала Раевского, понял. — Охранник положил трубку и открыл вертушку.
— Проходите, — обратился он к Покровской, — четвертый этаж. Пройдете вдоль по коридору, справа увидите лифт. Подниметесь на четвертый этаж, необходимо будет пройти во второй корпус. Там найдете кабинет.
Наташа поблагодарила молодого человека и пошла в указанном им направлении. Поднявшись на четвертый этаж, девушка прошла метров пять вдоль по длинному коридору, возвышающемуся над тренировочным залом, где, как подозревала Наташа, занимались охранники. Не обращая никакого внимания на процесс тренировки, она двигалась, не останавливаясь, до проема в стене, который и обозначал, очевидно, другой корпус. Пройдя ещё метра два, девушка, наконец, остановилась перед массивной железной дверью. Выровняв дыхание, она всегда так делала перед важным разговором для сохранения презентабельного вида (всё-таки пыхтящий от долгого перехода через здание следователь вряд ли произведет впечатление), постучала.
— Войдите, — раздался голос из-за двери.
Войдя в кабинет, она увидела брюнета с залысинами, одетого в классический черный костюм с черным же галстуком. Мужчина оторвался от созерцания бумаг, разложенных у него на столе и, встав, приветливо улыбнулся.
