Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, пронеслось в голове Аваловой. Откуда у семнадцатилетней школьницы всё это? Дорогой кошелёк, конечно, мог подарить Антон Сиджан, но эти деньги, виза и швейцарский адрес, что это? Возможно, они туда с родителями хотели поехать. Ладно, сейчас узнаем.
— Макс, идите сюда, — позвала она, потом секунду подумала и добавила: — И родителей приведите.
Рауш явился незамедлительно. Его долговязая фигура была в проеме уже через секунд десять. Пока она здесь осматривала комнату, молодой оперативник беседовал с родителями, если, конечно, это можно было назвать беседой. Почему мы не придумываем слов для таких моментов? Беседовал, разговаривал. Разве можно разговаривать или беседовать с человеком об убитом его ребёнке?
Вслед за Раушем в комнату прошли родители. Они с ужасом глядели по сторонам, словно бы вместо комнаты дочери зияла черная дыра. Отец и мать, постаревшие и осунувшиеся, с пустыми равнодушными глазами, совсем не такие, как на фотографиях в альбоме. Это не физическое, поняла Ксения. Физическую боль можно перенести, любую самую тяжелую. Невозможно было перенести лишь душевную боль. Боль от потери частички себя. У девушки защемило сердце. Защемило от чувства собственного бессилия, от того, что она, придумывающая логические комбинации, не сможет вернуть этим людям их дочь. Она ушла. Ушла навсегда.
Авалова жестом поманила Рауша и продемонстрировала ему кошелек.
— Что вы об этом думаете? — спросила она.
Увидев содержимое, Макс удивленно присвистнул.
— Ничего себе содержимое для школьницы, — прокомментировал он.
Раздался тяжелый вздох.
— Вы что-то нашли? — испуганно спросила мать мертвым голосом. Было видно, что для неё важна любая информация. Ксения показала сумку и кошелек.
— Скажите, это вещи вашей дочери? — спросила девушка.
Мать не двинулась с места. Отец подошел ближе на шаг и, прищурив глаза, вгляделся в предметы.
— Да, — хрипло сказал он, — эту сумку мы дарили ей на Новый год, а вот кошелек… Я никогда не видел у неё подобного кошелька.
Ксения задумчиво дернула бровью.
— Возможно, у вас есть предположение, откуда он мог появиться? — спросила она. — Может быть, ей подарила его подруга или молодой человек?
Отец отрицательно замотал головой.
— Нет, — сказал он, — её бывший парень никогда ей ничего не дарил.
Ксения осторожно усмехнулась.
— Как же он тогда за ней ухаживал? — спросила девушка.
Отец пожал плечами.
— А как ухаживают современные парни, — заговорил он, — познакомился, понравилась и завертелось. У них сейчас это быстро. К тому же Катя никогда бы не приняла его подарков. Это ведь не на его деньги было бы.
Авалова сухо кивнула.
— Ясно, — сказала девушка, — а скажите, вы не собирались в ближайшее время за границу?
Отец мрачно посмотрел на неё.
— Послушайте, что за вопросы? — спросил он. — Причём здесь заграница? Что вы нашли в этом кошельке? –
Ксения вздохнула.
— В сумке вашей дочери мы обнаружили её загранпаспорт с проставленной французской визой, а ещё вот этот кошелёк с тремя тысячами швейцарских франков.
Мать закрыла рот рукой то ли от шока, то ли от ужаса.
— Что вы такое говорите? — проговорил отец. — Такие деньги, у нас их с роду не было. И ни в какую Францию мы не собирались. Франция! У нас младший сын только что в школу пошел. Нам его на что поднимать?
— Возможно, вы просто не знали, — предположила Ксения, — может быть, она собиралась поехать с Антоном?
— Да что вы! — сказала мать. — Катя никогда нас не обманывала. Скрывала что-нибудь, возможно. Но такое! Да мы бы сразу узнали! Мы с ней были очень близки.
Ксения кивнула.
— У неё были друзья или подруги, кроме школьных? — спросила она.
Отец с бледным лицом и потухшими глазами пробормотал:
— Насколько я знаю, нет, обычно после школы она сразу возвращалась домой. Сидела с братиком. У нас работа заканчивается поздно, и она забирала его из школы и ждала нас.
— Обычно? — переспросила Ксения.
— Она задерживалась, один или два раза, — проговорила мать, — один раз даже пришла утром, сказала, что была у Тани.
— А что такое? — спросил отец. — У вас какая-то другая информация?
— Судя по показаниям свидетелей, — вступил Рауш, — она покинула вечеринку и должна была с кем-то встретиться.
— С кем? — спросила мать.
— Мы не знаем, — сказала Ксения, — но, судя по всему, этот кто-то не из лицея.
Вновь отрицательный кивок.
— Вы знали, что она интересуется политикой? — спросил Рауш. — Нам это сказала её учительница.
Короткий кивок согласия от отца.
— Да, — сказал он, — все время с ней носилась. Ходила на разные акции и прочее. Я даже иногда бранил её за это, мол, тебе-то что, смотреть, как они, политиканы эти, все власть дербанят.
— И что она ответила вам?
Отец невесело усмехнулся:
— Сказала, что я ничего не понимаю и что молодежь должна решать судьбу страны.
Авалова дернула бровью. Она уже это слышала, недавно.
— Вы никогда не слышали от неё фамилию Левицкий или словосочетание «Лига честности»?
Ещё один отрицательный кивок.
В кармане Ксении завибрировал мобильник.
— Авалова.
— Вас беспокоит помощница Александра Верховского, — раздался женский голос в трубке, — моя фамилия Рыкова. Александру Владимировичу нужно с вами встретиться и обсудить кое-какие детали дела, которое вы ведете.
А мне-то как нужно с ним встретиться, ухмыльнулась про себя Ксения. Но Верховский позвонил первым, хотя его вроде бы ничего не связывало с этим делом. Мог дождаться звонка, значит, нервы оказались не такими крепкими, как говорят.
— Скажите где и когда, — сухо произнесла девушка, она могла бы промариновать их немного, но желания играться не было никакого. Девочку убили, и это трагедия, а над трагедиями Ксения никогда не иронизировала.
— Ресторан «Чайка» вас устроит? — спросила Александра. — В 14.00.
— Хорошо, я буду, — бесстрастно ответила Ксения.
— Что там? — спросила мать погибшей девушки.
— Это по работе, мне нужно ехать.
— Это связано с Катей? Обманывать их не стоило.
— Возможно, — сказала Ксения, — я встречаюсь с Александром Верховским, это спонсор лицея, где она училась.
