— Господь видит, что я хочу тебе верить, — сказала Анастасия, — но не получается. Левой рукой ты закрываешь меня щитом, а правой режешь ножом в спину. Только ли для того, чтобы защитить меня, ты начал помогать мне? А может быть, чтобы защитить свое реноме? Ещё бы, перспективный ученый, преуспевающий бизнесмен и вдруг такая пикантная история.
— Уж ни эта ли мадемуазель совершенство (вероятно, имелась в виду Авалова) внушила тебе эту версию? — зло поинтересовался Верховский. — Я недорого поставлю, что она мне верит.
Анастасия проглотила колючий комок, щекочущий горло. Он пытливо изучал её лицо. Оно сейчас казалось ему таким красивым, но чужим и холодным. Что она сейчас чувствовала? Страх, сожаление? Она старалась не смотреть ему в глаза.
— А почему ты думаешь, что я так подвержена чужому мнению? — спросила она. — У меня есть свои глаза. Я много что вижу и много что понимаю, просто иногда в этом очень трудно признаваться. Да, ты предложил свою помощь, старался меня опекать, но к чему привела твоя помощь? Только к ещё большей трагедии! Шурочка погибла, и ты даже не хочешь изобразить скорбь. Ты удивительно легко отказываешься от людей. Это ужасно.
Её невиданная резкость поразила его. Никогда ещё она так с ним не разговаривала. Впрочем, ему уже это говорили, совсем недавно. Он был виноват и знал это! И самое гадкое и противное было то, что, даже проводя ночи с Шурочкой, он подсознательно мечтал, чтобы на её месте, в его объятьях была другая, а эта куда-нибудь исчезла бы. Вот она и исчезла. И да, это он дал ей погибнуть — и его безразличие едва ли можно было засчитать за оправдание. Его мечты, которые он конструировал в голове, всё время разбивались о твердую, как камень, действительность. Эта действительность возвышалась перед ним подобно непроходимым горам, с вершины которых падала лавина действий, поступков, событий, которые накрывали его с головой.
Она внезапно и порывно все же бросилась к нему, но тут же отпрянула, судорожно выдохнув. Ощущение было такое, словно головой вперед ныряешь в теплый омут. Человек не может противиться инстинктам, а тот, который может, становится святым.
— Что же будет дальше с нами? — спросила она. — Как же нам разобраться во всем этом?
— Нужно найти того поддонка, чьих рук это дело, — решительно сказал он, — пока мы его не найдем, ты не можешь быть в безопасности.
Анастасия мрачно усмехнулась.
— Мы, — эхом повторила она, — ты впервые сказал слово «мы». Обычно ты всегда говоришь «я».
Александр наклонился к девушке и погладил её по щеке.
Некоторое время они смотрели друг другу в глаза.
— История имеет обыкновение повторяться, — заметил Верховский, — только иногда рядом с тобой может не оказаться никого, кто бы тебе помог. Один раз так уже с тобой было, и я не хочу, чтобы подобное произошло снова.
Почему ей так хотелось быть с ним? Обнять, согласиться с его словами. В конце концов, их ведь ничего больше не связывало. Неужели тот момент у озера, длившийся секунду, будет держать её всю жизнь? Анастасия выдохнула.
— Нет, — сказала она, — сейчас нет. Возможно, позже, когда все закончится, я смогу тебе снова верить, но пока… оставь меня. Дай мне возможность разобраться в себе.
Она никогда об этом не думала, но что, если Верховский тот человек, что её преследует, что, если его предложение о помощи всего лишь изысканный трюк? Она не могла представить Александра в подобной роли, равно как не могла представить в подобной роли Шурочку. Но ведь Тома она тоже не могла представить в этой роли, до определённого момента.
Кто же тот, кто вбивает клинья между всеми, кто ей дорог? Этот некто уничтожает всех, кто ей дорог, сводит с ума её саму. А она ничем не может ответить ему и ни у кого не может найти защиты. Но может быть, Шурочка была права. Может быть, это и есть цель этого некто. Ей вдруг стало невыносимо неприятно от своей слабости и унизительной бездеятельности, и она отчетливо стала понимать, что именно это её состояние отталкивает её от людей.
* * *
Монтрё, Route de Jaman 18. Кристина с большим недоверием смотрела на большие чугунные ворота, сквозь прутья которых проглядывала узкая грунтовая дорога, ведущая к готическому каменному особняку, располагавшемуся на вершине горы, в тени массивных деревьев. Обстановка действительно приглашала к расслаблению и уединению, что в целом соответствовало рекламе, которую Кристина детально изучила вчера вечером.
— У меня дурное предчувствие, — заметил Штильхарт.
— У тебя всегда дурные предчувствия, — откликнулась Кристина, — я ничего не заметила, хотя и признаю, что наш план достаточно сумбурный, но иногда приходится работать экспромтом. К тому же такие люди, как Тополевич, ожидают от нас как раз скоординированного плана. Они эгоистичны, тщеславны и считают, что против них должны вести серьёзную игру, а не детские шалости, которыми мы будем заниматься сейчас, кроме того, все это может оказаться пустой погоней за химерами.
Штильхарт улыбнулся.
— Я, пожалуй, соглашусь с тобой, — сказал он, — к тому же рискуешь больше ты, а не я.
— Ты всегда умел поднять настроение, — заметила Кристина. — Ладно, как я выгляжу?
Штильхарт показал большой палец.
— На все сто, — сказал он, — запомни этот лук и не меняй его.
— Да, — кивнула Левонова, — все так необычно. Увидимся позже.
— Это единственное, что я могу тебе обещать, — сказал Штильхарт, закрывая дверь автомобиля, — не скучай тут без меня.
Моргнув на прощание фарами, Штильхарт уехал, оставив Кристину одну перед воротами.
Ну что же, подумала она, теперь выбора уже не было. Вот же угораздило, а! Боже, что бы сказали родители, если бы меня увидели!
Решительно вздохнув, девушка поднесла палец к звонку. Через некоторое время изнутри домофона послышался скрип, стук и раздался тихий шелестящий голос.
— Проходите.
Откуда это они? Из геенны огненной, что ли? Чугунная дверь открылась, пропуская гостью на территорию. Кристина шагнула вперед и ровным шагом двинулась по усыпанной фиолетовым гравием дороге. Пели птицы, солнце светило, от деревьев шёл душистый аромат. Не знай она правды про клинику, действительно поверила бы в рекламу, но чувство затаенной опасности заставляло подсознание девушки рисовать самые устрашающие картины. Что-то странное было в этой благостности, ей удалось зайти на территорию, а её никто не встречал, не пытался остановить, никто вообще не интересовался, что она тут забыла. От такого местечка ждешь более агрессивного поведения, ну или хотя бы чего похожего на агрессивное поведение.
Вход тоже никак не охранялся. Ни глазка, ни камеры, ни других следящих устройств, но когда Кристина приблизилась, дверь мягко открылась, пропуская гостью.
