— Да, — вздыхаю. — Я понимаю.
— Придется тебе за ними съездить, — давит тоном Илья Владимирович. — Я сейчас на машине, как раз в районе, где твой парень живет. Давай я тебя подхвачу и свожу? Чисто за бумагами туда и обратно.
— Нет, — говорю не своим, севшим голосом. — Нет, спасибо, я сама. Сколько у меня времени?
— Часа полтора тебе хватит? Скажешь, куда подскочить за документами.
— Хорошо, — киваю, а настроение стремительно катится вниз. — Я позвоню, как заберу бумаги, — обещаю директору и сбрасываю его вызов.
Приплыли. И что толку, что я уже сутки упорно скидываю входящие от родителей, если меня толкают к ним домой прямиком на растерзание?
Делать нечего. Выбора нет. Похоже, пришло то самое время, когда мне придется столкнуться с упрямством родителей лицом к лицу. Одно знаю точно: яростно и до последнего я буду отстаивать свою свободу и свои чувства. Им останется либо принять новую Вику, либо…
Кидаю Ренату голосовое сообщение, вкратце обрисовывая произошедшую ситуацию и плетусь собираться. В поддержку мне прилетает лаконичное:
«Я в тебя верю, ясноглазая. Если что, звони!» и смайлик с сердечком.
Мое, кстати, сжимается от страха. Ну, не запрут же они меня дома, правда? Не привяжут цепью к батарее и не заставят сидеть в углу? Родители, может, у меня и принципиальные, но не садисты! А значит, страх мой безосновательный и глупый. И тем не менее.
Вызвав в приложении такси машину, уже через полчаса с момента звонка от Ильи я выхожу у подъезда родительского дома. А там, чем ближе к квартире, тем тяжелее идут ноги.
Дверь я открываю своим ключом. В прихожую прохожу, стараясь сильно не шуметь. Вообще все движения стараюсь делать размеренно и плавно в надежде, что мое нарочитое спокойствие поможет избежать ругани.
В квартире тишина. На первый взгляд кажется, что и нет никого.
Но это только на первый взгляд. Я успеваю только расстегнуть куртку и скинуть ботинки, шагнув в сторону своей спальни, как дверь в отцовский кабинет открывается. Сердце говорит «бум» и ухает в пятки.
Марк Анатольевич вырастает своей мощной фигурой в дверном проеме. По лицу папы пробегает тень недовольства. Нет… отголоски тихого бешенства. Неужели он так из-за нашей с мамой стычки психует? С трудом, честно говоря, верится.
— Здравствуй, пап, — говорю я первая примирительно. — Я за документами. Илья Владимирович попросил…
— В кабинет ко мне, Виктория. Быстро! — даже не дослушав, кивает отец, дерганно отступая и выжидательно высверливая взглядом дыру у меня во лбу.
Ну, вот и все. Началось.
— Что-то случилось, пап? — решаю закосить под дурочку, хотя у самой поджилки трясутся.
— Ты еще имеешь наглость спрашивать? Я сказал, в кабинет, Виктория. Немедленно.
Это «немедленно» ножом режет по сердцу. Сбежать не получится. Вариантов нет.
Не снимая куртку, прохожу куда велено. Оглядываюсь осторожно. Тут все, как всегда: заваленный бумагами рабочий стол и куча презентованной отцу лабуды от коллег и подчиненных. Вокруг гнетущая атмосфера. Хочется сжаться и раствориться. Никогда не любила заходить в его кабинет.
— Где мама? С ней все хорошо? — на минуточку становится страшно, а вдруг Ренат был прав? Но всего на минуточку. Весь страх развеивает папино:
— Ты бы лучше беспокоилась о матери, когда впутывалась в сомнительные истории с сомнительным пацаном! — слышу тяжелые шаги отца, закрывшего дверь и вернувшегося к массивному рабочему столу.
Давлю вздох, встречаясь с хозяином кабинета взглядом:
— Что ты хочешь этим сказать? Что значит «сомнительные истории»?
Отец поигрывает желваками. Вообще-то он у меня очень красивый и солидный мужчина, но вся его красота меркнет на фоне непреклонного и жесткого характера, которым он умеет не просто давить, а уничтожать оппонента. Вот как сейчас, когда кидает передо мной на стол какую-то газету с кричащим заголовком, который я читаю и…
Меня бросает в жар, а потом тут же в леденящий душу холод. Кровь отливает от лица так быстро, что есть риск потерять сознание. К горлу подступает тошнотворный ком.
— Полюбуйся. «Яблочко от яблони», а? Как тебе? — звучит с отменной долей яда.
Я подхватываю газету и сфокусировав все свое внимание на заголовке, читаю беззвучно, едва шевеля губами: «Яблочко от яблони или будни золотой молодежи. Нужен ли нам такой губернатор?» и во всю первую страницу огромный снимок. Мой. Наш с Ренатом. Очевидно, кадр с какой-то из уличных камер видеонаблюдения, сделанный в вечер нашего знакомства. В тот самый момент, когда я, будучи уже прилично «навеселе», выбежала на проезжую часть, раскинув руки.
— Откуда… — качаю головой, мельком пробегая по статье. От написанного тошно становится вдвойне. Как всегда, мерзкие журналюги выставили все в самом порочащем и нелицеприятном свете, согласно словам которых я чуть ли не наркоманка с алкогольной зависимостью и неразборчивыми половыми связями. Чушь!
— Это неправда! — выпаливаю, краснея вся до кончиков ушей. — Я не… я не такая! Это все наглая ложь! — наворачиваются слезы на глаза от жгучей несправедливости.
— Не такая?! — рычит отец.
— Да! — начинает меня мелко потряхивать, я сильнее сжимаю газету.
— Я предупреждал тебя, Вика! Я тысячи раз предупреждал тебя, но ты наивная дура, считающая, что родители просто сотрясают своими словами воздух, — уже не сдерживаясь, рычит отец, упирая руки в стол. — Ты представь, что эта мерзкая бульварная газетенка попала в руки горожан: какую, по-твоему, репутацию сделает мне эта разгромная статья накануне назначения?!
— Тебе? — офигеваю вконец. — Тебе репутацию?
Обидно становится в тысячи раз сильнее! Не за меня он беспокоится, оказывается. А за себя. За свою мэровскую задницу и свое идиотское губернаторское кресло. Вот что во главе угла. Господи, как же мне выть охота!
— «Губернатор, который даже свою дочь не способен проконтролировать», так там, кажется, написано? Ты своей взбалмошной выходкой чуть не разнесла к чертям все, что я строил годами, Виктория! — припечатывает кулаком по столешнице папа, да с такой силой, что стакан с письменными принадлежностями подпрыгивает и валится со звоном на пол.
Я подпрыгиваю вместе с ним, поднимая на отца испуганный взгляд. В глазах ярость, бешенство, злость — они кровью налились. С таким не то что спорить, а в одном кабинете находиться страшно. Однажды я уже чуть не схлопотала пощечину, поэтому в этот раз на негнущихся ногах благоразумно делаю пару шагов назад.
— Наркоманка, алкоголичка и едва ли не проститутка, и это моя дочь? Позор!
— Ты же знаешь, что это все выдумки…
— Знаю. Я знаю. И скажи спасибо моей службе безопасности, которая вовремя изъяла этот тираж из оборота, но сколько еще я буду краснеть за твои выходки? Спуталась и уехала из клуба с первым встречным, это что вообще такое? Разве так мы тебя с матерью воспитывали?! Ты ведешь себя, как…
