– Я…
– А если бы я не была внучкой Ефрема Ильича, ты бы и пальцем не пошевелил, чтобы извиниться?
– Нет. То есть да… То есть я бы обязательно извинился… Если бы нашёл… – мямлит Алексей, нервно сглатывая. – Да и вообще, с кем не бывает. Немного задел, почти не коснулся…
– Почти не коснулся?!
Резко дёрнув молнию вниз, расстёгиваю куртку и не задумываясь поднимаю край свитера, чтобы мужчина увидел результат касания. И меня совсем не смущает, что мы стоим посреди улицы, днём, совершенно не обращая внимания на проходящих мимо людей. Его глаза округляются, когда сосредоточенно разглядывает последствия нашей встречи.
– Твою ж мать…
– Не знаю, чью конкретно мать, но это, – тычу пальцем в огромный синяк, – не назовёшь «почти не коснулся». – Рывками тяну вверх бегунок, который застревает в нескольких местах, а затем и вовсе умудряюсь защемить кожу на подбородке, взвизгнув от боли и обиды. Срываюсь с места, но, сделав два шага, возвращаюсь к мужчине и пыхчу от злости, когда произношу: – Извинения не приняты! Дважды! – Шевелю перед его лицом двумя пальцами, фокусируя внимание, а затем разворачиваюсь и бегу прочь, чтобы не видеть несносного Сказочника, который, уверена, не сдвинулся ни на сантиметр, провожая меня взглядом.
Удивляюсь собственной реакции на Алексея, но совладать с зарождающейся нервозностью не могу. Снова и снова прокручиваю момент своего падения перед капотом его автомобиля и едкие смешки окружающих, которые так же, как и он, не спешили мне помочь. Неосознанно в тот самый момент я вернулась в старшие классы, где в полной мере ощутила на себе проделки Зои и издёвки одноклассников. Неприятно, что после стольких лет мне вновь пришлось испытать схожие чувства, не вызвавшие сладкой ностальгии, как у многих, а вернувшие на десять лет назад к тем же людям.
Лишь покинув это место, я вдохнула полной грудью, почувствовав себя человеком, который способен достичь большего. Новые места, знакомства и люди, которые не знают твоего прошлого, воспринимая тебя таким, каким ты стоишь перед ними. Есть здесь и сейчас, а о том, что было, никто не спросит. Лишь близкие, например, Кристина, которая все мои рассказы приняла с понимаем, посоветовав не оглядываться назад.
Но приезд домой всколыхнул всё то, от чего я бежала в большой город, где можно затеряться в толпе, а твоя жизнь мало кому интересна. В посёлке все у всех на виду: каждое событие обсуждается неделями; каждый неверный шаг будет поруган; каждая ошибка сыграет против тебя даже через несколько лет. Надоело. Дедушке станет немного лучше, сразу уеду, не оглядываясь.
И как только прихожу к подобному решению, мой телефон оживает, рассекая пространство мелодией, установленной на Власова. Два дня тишины для шефа и так слишком много, поэтому я не удивлена.
– Да, Игорь Геннадьевич? – стараюсь говорить спокойно, чтобы не провоцировать шефа.
– Метелина, ты уволена! – орёт в трубку без приветствия.
– За что?.. – застываю в неоконченном движении посреди улицы.
– Ты ещё спрашиваешь? Мне сегодня позвонил помощник Мельникова и сказал, что аукцион окончен раньше положенного срока, потому что для сотрудничества они выбрали фирму, перебившую нашу цены. Условия настолько привлекательные, что продолжать аукцион они не посчитали нужным. Ты виновата, Метелина! Только ты! – переходит на писк. Так всегда происходит, когда Власов от захлёстывающей злости перестаёт себя контролировать. – Если бы ты выполнила свою работу и всё-таки встретилась с Мельниковым, этот контракт был бы нашим. А у меня тоже проблемы, Метелина! У меня три бывшие жены и четверо детей, которые хотят кушать. А знаешь, почему они теперь останутся голодными? Знаешь? Потому что ты, Метелина, хреновый работник! Мы просрали контракт. Из-за тебя. Ты виновата, что мне придётся уволить тридцать процентов сотрудников. Ты!
– Игорь Геннадьевич…
– Плевать, что ты скажешь. Пле-вать! Уволю по собственному желанию…
– Иг…
– Ещё слово – и уволю по статье!
Замолкаю, наученная опытом общения с Власовым, который в яростном порыве никого и ничего не слышит.
– Никаких двух недель в счёт скопившихся отгулов. У тебя отпуск с последующим увольнением. Трудовая книжка электронная, ксерокопии тебе без надобности, а расчёт получишь на карту. Всё.
Скидывает звонок, но я так и стою с телефоном в руке, соображая, что сейчас произошло. Хочется скатиться по стене и просто рыдать от бессилия и неопределённости, и в то же время окатывает злостью на теперь уже бывшего шефа.
– Да пошёл ты к чёрту! – рявкаю сама себе и ускоряю шаг, чтобы побыстрее добраться домой.
Телефон оповещает о сообщении. Обещанный расчёт приходит слишком быстро, а там сумма, которая удивляет. Нет – огорчает. Он заплатил мне, как стажёру. Сволочь, самая настоящая.
– Маня? – окликает дедушка, но сейчас я не готова с ним делиться внезапно свалившимися на меня проблемами.
– Я в ванную. Мне срочно нужно.
Закрываю дверь и ополаскиваю лицо, глядя на своё отражение в зеркале. Что в итоге: меня уволили, а имеющихся денег не хватит даже заплатить за квартиру. Если вычесть стоимость билета в Москву, то остаётся ещё меньше. Кристина сможет заплатить в одиночку за месяц проживания, но деньги необходимо отдать, а в должниках я ходить не люблю. Вернуться в столицу придётся. У меня там много вещей, да и альтернатива остаться в посёлке не по мне однозначно. Значит, нужно заработать на билет, оплату квартиры и проживание, пока буду рассылать резюме по компаниям и ждать нового места. Но как?
Множество вариантов проносятся мгновенно, не устраивая своими условиями. И сейчас в своих бедах я виню Мельникова, который покинул Москву не вовремя и, сам того не зная, создал множество проблем девушке по имени Маша.
Глава 9
– Мань, ты куда? – Дедушка застывает в дверях, пока я подкрашиваю ресницы и наношу прозрачный блеск, скорее, для защиты губ от обветривания, чем для красоты.
– В Дом культуры. На концерт. Валю вчера встретила, пригласила.
– Семёнову?
– Её самую. Она с мужем развелась, уехала из Магадана, живёт в родительском доме. Две девчонки у неё.
– Знаю-знаю, Римма в курсе кто, с кем, когда и как. Поверь, новости я узнаю в числе первых. У меня личный информатор, – указывает куда-то в сторону, примерно в направлении места жительства соседки.
– Деда, а ты не думал жениться?
– Чего?! – Голос повышается, и дедушка даже подпрыгивает на месте.
– Слушай, ты слепой или наивный? – останавливаюсь перед ним, наблюдая недовольное лицо и нахмуренные брови. – Тётя Римма тебя и так, и эдак обхаживает: завтрак, обед, ужин, лекарства, забота, внимание. Она сутками будет рядом – только скажи. Женщина надеется, что Ефрем Ильич оценит такую хозяйственную и внимательную женщину, трепетно переживающую за его здоровье и рацион. А ты?
