– Я гоготал? – медленно поднимается дед, и они с тётей Риммой замирают в боевой стойке, испепеляя друг друга взглядами. И, если бы не стол, являющийся преградой, уже бы сцепились.
Закатываю глаза и на цыпочках покидаю кухню, из которой доносится разгорающийся спор и взаимные обвинения. Надежда увидеть Лёшу осыпалась пеплом к моим ногам.
Совершаю утренние процедуры и одеваюсь, чтобы пойти в магазин. Особого желания не имеется, но нахождение в доме грозит неудобными вопросами. Дед ещё вчера порывался расспросить о времени, проведённом на маяке, и узнать подробности, но я мастерски съехала с темы, переключив его внимание на Ивана. Последний, как оказалось, в моё отсутствие побывал у дедушки и объяснил свою неожиданную отлучку. Не знаю, каким образом он убедил сурового Ильича, но дед оправдания принял и посчитал весомыми. Меня в подробности не посвятил.
– Мань, ты куда? – поймана в прихожей, когда собираюсь тихонько покинуть дом.
– В магазин схожу. Куплю воды, печенья и прочего по мелочи. В аэропортах всё в три раза дороже. Завтра ведь самолёт.
– А, точно. – Дед потирает подбородок. – Самолёт… Ну, иди.
Киваю и, юркнув за дверь, не спеша бреду в магазин. Вспоминаю, что в мини-маркете есть вероятность столкнуться с Зоей, но сейчас и этот момент не важен, потому как я сосредоточена лишь на одном – Лёша. Обращаю внимание на все проезжающие и припаркованные автомобили, с трепетом реагируя на знакомый цвет или марку.
С порога замечаю Рыжую, которая, окинув меня недоброжелательным взглядом, демонстративно отворачивается, не поприветствовав. Мысленно шлю её к чёрту, в тайгу и к полярным медведям. Куда-нибудь да докатится с её стремлением ввязаться в любую авантюру, если на горизонте показался симпатичный мужчина.
Иду по рядам, наполняя корзинку и погрузившись в собственные мысли, пока не останавливаюсь около полок с печеньем, которые отделяют пространство от кассы.
– Завтра репетиция, разрешишь Стасу петь? – Голос Вали узнаю сразу, а подобный вопрос может прозвучать лишь от неё.
– Разрешу, – фыркает Зойка, сопровождая слова привычным пиканьем товаров. – Только подбери что-то мальчуковское, а не девчачью песенку, которую мой сын пел на прошлом концерте. Ещё и подтанцовка из девочек… Пусть поёт соло. Мой Стасик достоин!
– Хорошо, – пищит Валя, соглашаясь с Зоей, которая своим напором способна дотолкать Стасика до Москвы. – Будет соло.
– И что-то патриотическое, – настаивает Рыжая.
Такими темпами репертуар сельского Дома культуры будет расписан и утверждён Зоей. И Стасику, естественно, достанутся лучшие номера.
– Само собой. К тому же мы начали готовиться к концерту, посвящённому двадцать третьему февраля. У твоего сына будет прекрасная, душевная песня.
– Надеюсь, – угрожающе понижает голос Зоя, – иначе я всем расскажу, какие песни должны петь дети. И покажу!
Мне кажется, я даже слышу, как Валя сглатывает под устрашающим взглядом Рыжей, и тихонько хихикаю. Хорошо, что завтра меня уже здесь не будет. И пока я радуюсь скорому отлёту, пропускаю часть разговора, реагируя на знакомое до дрожи имя.
– … Алексей вчера улетел. Ты не в курсе?
– Как? Когда? – несдержанно выкрикивает Зоя.
– Витька же в Магадане работает в такси. Рассказал, что вчера отвозил Алексея и его сестру с мужем в аэропорт на рейс в одиннадцать утра в Москву.
Сердце ухает вниз, разбиваясь о неприятную реальность. Не сказал… С нежностью и предвкушением смотрел мне вслед и не обмолвился, что через пару часов улетит в столицу. Сглатываю в попытке протолкнуть собравшийся в горле ком подступающих слёз, всхлипов и разочарования, лавиной обрушившихся на хрупкие плечи посреди магазина. Так некстати и не вовремя, словно удар наотмашь – сбивает с ног.
– И в этом году никто не смог завоевать его сердце, – обречённо вздыхает Зоя, объявляя итоговую сумму покупок Вали.
А дальше тишина, шорохи, и колокольчик на входной двери оповещает, что продолжения разговора не будет. Подхожу на кассу, не обращая внимание на высказывания Рыжей. Не слышу, сосредоточенная на одной мысли и сожалении, что доверилась не тому человеку, так опрометчиво сорвавшись в пропасть. На автомате расплачиваюсь, лишь махнув рукой в сторону Зои, когда та хватает меня за рукав куртки, требуя ответов. Каких и зачем?
Едва переставляю ноги, опустив голову и сдерживая слёзы. Мечтаю лишь об одном: уединиться в комнате, накрывшись с головой одеялом, и дать волю скопившимся эмоциям. На моё счастье, соседка всё ещё развлекает деда, эмоционально комментируя какую-то передачу. Остаюсь незамеченной, проскользнув в свою комнату и закрывшись изнутри, чтобы непрошеные гости не застали врасплох.
И уже в одиночестве, уткнувшись в подушку, даю волю чувствам, сковавшим тело и уничтожающим душу. Я была уверена, что не ошиблась в Лёше, так старательно подбиравшемуся ко мне. Всё казалось настоящим, искренним, правильным… Лишь казалось? Не научившись на прошлых ошибках, вновь попала в западню, когда человек воспользовался моей доверчивостью и наивностью.
«Глупая Маша…» – крутится бесконечной каруселью в мыслях, заставляя почти выть. Не почувствовала, не поняла, не предугадала, что человек, появляющийся здесь раз в год, легко откажется от завоёванного трофея и вернётся в настоящую жизнь.
Мне кажется, я почти не спала, прокручивая, будто старую плёнку, все эпизоды взаимодействия с Лёшей: каждое слово, жест, эмоцию, движение… Ни капли фальши, как по мне, но ведь люди умеют мастерски притворяться. У них заготовлен комплект масок, которые надеваются в зависимости от обстоятельств и применяются только по назначению. Вероятно, Лёша из этой самой категории.
– Мань! – Стук в дверь заставляет открыть глаза и осознать, что уже утро. Время пролетело неимоверно быстро в размышлениях и самобичевании. – Манюнь, вставай. На самолёт опоздаешь, через три часа уже.
– Уже встала, – откликаюсь, чтобы услышать удаляющиеся шаги и получить время, чтобы сползти с кровати.
Провожу утренние процедуры, наблюдая в отражении зеркала нечто похожее на человека с красными глазами и опухшим от слёз лицом. Мною сейчас можно диких зверей в тайге пугать, никто не посмеет приблизиться. Собираю чемодан, просто закидывая вещи, и сажусь сверху, чтобы застегнуть его. На аккуратность нет времени. И сил.
А затем самое сложное – прощание с дедушкой. Лишь вздыхает, спрашивая, всё ли я взяла и напоминает о той или иной вещи, которая была мною забыта.
– Завтра на маяк? – спрашиваю уже возле калитки, пока ожидаем такси.
– Да, Мань. А что дома делать? Да и Иван за меня столько смен отработал, что мне теперь в своей башне три недели сидеть. Да я не жалуюсь, мне только в радость. Тоскливо иногда, когда метель закружит и ветер завоет, а так… Привык.
– Возьми тёть Римму, – шепчу ему на ухо подмигивая. – Сразу веселее станет.
– Тьфу на тебя, – всплёскивает руками, закатывая глаза. – Этой свиристелки только там не хватает. У меня же тогда ни минуты покоя не будет. Она ж везде, понимаешь? Шагу не ступи, чтобы не услышать комментарий, который, кстати, совершенно не нужен!
