Оборачиваюсь, чтобы увидеть, что на пальце мужчины болтается связка ключей, которую он, открыв окно, просто выкидывает. Заперта. Метаться в поисках выхода бессмысленно, потому что Лёша, уверена, продумал мои пути отступления.
– Открой!
– Зачем? Чтобы ты унеслась в неизвестном направлении, отключила телефон и исчезла из поля зрения? Нет, Маша. Так не пойдёт. Так меня не устраивает.
– Тебя? Отлично! Алексей Павлович думает только о себе! В принципе, не удивлена.
Лёша усаживается на стул, а я, увеличив дистанцию, на широкий подоконник. Дуэль взглядами в самом разгаре, когда Мельников поднимается, наливает в бокал вина и приближается, поставив напиток рядом. Отворачиваюсь, любуясь ночными видами города, и не замечаю, как понемногу отпиваю сладкий напиток. Глоток за глотком напряжение отпускает, а злость, вспыхнувшая ярким пламенем, тлеет гаснущими угольками. Лёша берёт стул и садится напротив, поедая меня взглядом и заставляя чувствовать смущение. Он смотрит так жадно, что я невольно вспоминаю ночь, проведённую в его объятиях, и вспыхиваю румянцем. От него не ускользает ни одна моя эмоция, а все попытки закрыться, натянув маску безразличия, бессмысленны.
Меняю положение, освобождая ногу, которая затекла, и проливаю вино на джинсы, выругавшись вслух. В этот момент Мельников меня поднимает, словно пушинку и усаживает к себе на колени, сковав движения сильными руками.
– Прости меня, Маш.
– Ты уехал, – шепчу ему в шею, пьянея от знакомого запаха. – Ничего не сказал.
– Приехал к сестре, а там неожиданное: «Собирайся, через два часа самолёт». А у брата свадьба. А я забыл. Точнее, не забыл – даты перепутал. Мама мне не простила бы. Да и сам себе не простил бы.
– Свадьба с твоей невестой?
– С ней. Только она теперь жена моего брата, член семьи. Ты с ней познакомишься.
– Почему молчал, кто ты? – поднимаю глаза, чтобы утонуть в родных зелёных.
– Каждый имеет право на кусочек жизни, о котором никто не будет знать. Долгих четыре года это был мой. До твоего появления. Думаю, всё было предопределено в тот момент, когда ты рухнула перед капотом моей машины. У нас не было шансов.
– Ты мог позвонить…
– Я звонил! И, по-моему, по количеству звонков переплюнул Марию Метелину, которая настойчиво пробивалась к главе «МельникГрупп». А затем она же, – указывает на меня, – не брала трубку, а впоследствии заблокировала. – Вновь охватывает чувство стыда перед Лёшей. Прими я звонок, все вопросы нашли бы ответы ещё в аэропорту Магадана. – И да, вчера я проторчал весь день в Шереметьево в ожидании твоего рейса, который задержали на неопределённое время.
– А ночь на маяке?
– Ивана силком утащил в посёлок, Ильич был в деле, свеча приготовлена специально. Остальное – импровизация.
– Вот ты… – немного отстраняюсь, чтобы посмотреть в его хитрые глаза.
– Кто?
– Сказочник!
Эпилог
Маша
Толчок. Ещё один, более ощутимый. Надсадное, тяжёлое дыхание обжигает шею и гаснет в моих стонах, которые разносятся в тишине комнаты. Точнее, эта самая тишина разбавляется завываньем ветра за окном. Но нам плевать.
Лёша сжимает моё бедро, ускоряясь в движениях и вбиваясь резче. Выгибаюсь, сносимая расползающимися под кожей накатами удовольствия и притягиваю любимые губы для поцелуя. Мои пальцы впиваются в плечи мужа, подталкивая и направляя, чтобы мы оба достигли оргазма. Иногда он невероятно нежен, но не сейчас. Сейчас необходимо иное – пряное, острое, разрывающее. Он меня чувствует, понимает каждый вздох, сорвавшийся с губ, каждый порыв, направленный на получение сладости.
– Быстрее, – обхватываю ногами его поясницу и двигаю бёдрами вперёд.
Толчки становятся жёсткими и интенсивными, а объятия удушающими. Влажные тела скользят навстречу друг друга, сливаясь в едином порыве и содрогаясь в конвульсиях, освобождая мой судорожный всхлип и короткий рык. Словно лавиной, сметает оргазмом – одним на двоих. Мы нечасто приходим к пику одновременно, но сейчас именно тот момент, когда я каждой клеточкой ощущаю пульсирующую горячую плоть внутри, и тянусь к пухлым губам, всё ещё качаясь на волнах экстаза.
Так хорошо, что не хочется двигаться, лишь водить подушечками пальцев по широкой спине, чувствуя отклик в виде приятной дрожи.
– Безумно хорошо, – жмурюсь, когда Лёша оглаживает моё лицо, покрывая поцелуями.
– Последние три дня мы с тобой только этим «хорошо» и занимаемся.
– Мне кажется или я слышу нотки недовольства, Алексей Павлович?
– Недовольство имеется. – Лёша перемещается на спину, притягивая меня и накидывая одеяло. – И касается оно исключительно того неприятного момента, что скоро придётся возвращаться.
Касаюсь короткой трёхдневной щетины, которую Лёша позволяет себе лишь здесь, вдали от мегаполиса и скопления людей, и радуюсь, что мы заперты стихией в значимом для нас месте.
– Знаешь, а Дима сказал, что мы неправильные.
– И в чём это выражается?
– Они где с Соней в свадебном путешествии были? Правильно, на Гоа. Солнце, тепло, море, многокилометровые пляжи, дорогой отель и всё включено. Вкусная индийская еда, массаж, йога, духовные практики, а также удивительные достопримечательности. А ещё косметика, которой Соня привезла полчемодана. В общем, кроме вещей, они в дополнении привезли позитивные эмоции и безмятежность. А у нас…
– А у нас Дальний Восток, минус тридцать, снег, метель, северный ветер и отсутствие мобильной связи. Кстати, последний пункт нравится мне больше всех из вышеперечисленного. Ты хочешь на Гоа?
– Нет. Это ненормально, да?
– Это нормально, Машунь. – Лёша осторожно прикасается к губам, увлекая в водоворот желания в третий раз за этот день. – Просто у каждого свой рай. Наш с тобой здесь, – обводит взглядом комнату отдыха старого маяка. – Это место имеет для меня особую ценность – здесь всё началось. Здесь ты стала моей. И я не только о сексе. О доверии, пронзительной нежности и сдержанной блондинке, которая в этой самой башне позволила чувствам взять верх.
Это так пронизывающе и остро, что с моих губ слетает:
– Я тебя люблю.
– Сказала, – сжимает до хруста костей. – Думал, не дождусь.
Лёша как-то сразу определился со своими чувствами, желаниями и планами. Всё развивалось стремительно: переезд к нему, знакомство с семьёй и работа в одной компании. Я до сих пор остаюсь на должности личного помощника. Но это ненадолго, а потом все обязанности вновь лягут на плечи Арсения.
Проведя три дня в изоляции на маяке, с огромным нежеланием возвращаемся в посёлок, где нас ждут дед и тётя Римма, которая теперь не соседка, а полноправная жена. Мне стало спокойнее, когда узнала, что непробиваемый Ильич всё же решил создать союз, чтобы: «В старости было кому болтать и разбавлять тишину». Но в этом весь он, за что, вероятно, и приглянулся тёте Римме.
