– Черт!
Илья сунул руку в карман: при попытке принять горизонтальное положение на кровати в бедро воткнулось что-то жесткое и ребристое. Покопался и вытащил целую кучу полезного хлама: складной нож, моток какой-то веревки и большой круглый брелок. Про то, что Ян сунул ему в карман, Илья благополучно забыл, и сейчас недоуменно пялился на отполированный до блеска кругляш: если бы не надпись по кругу и большой якорь в центре, то и не узнал бы потемневшую от времени и соли, обросшую слоем ржавчины безделушку. Похоже, Ян немало времени потратил, очищая брелок.
Что там он говорил? Надавить и повернуть? Или подцепить?.. Илья присмотрелся и заметил два углубления по бокам якоря: как раз под два пальца, очень удобно. Крышка легко вдавилась и тут же щелкнула, выпрыгивая наверх. Внутри брелока, утопая в мягком пористом материале, лежал инфо-кристалл.
Илья вытер моментально вспотевшую ладонь о покрывало, осторожно подцепил флешку и оглянулся на плотно закрытую дверь. В терраформаторы на дне он так до конца и не поверил, себе врать смысла не было: он согласился пойти, чтобы не дать Рокси наделать ошибок. Не мог он позволить ей сунуться в лапы бывших коллег. И одну вниз отпустить не мог, как и жить дальше, помня, что мог спасти и не спас. Как и когда эта бестолковая девица успела войти в ближний круг, тот, за который он привык отвечать, Илья не знал, просто принял как факт и смирился.
Илья еще раз посмотрел на дверь, встал и решительно сунул инфо-кристалл в гнездо терминала, втайне надеясь, что технологии прошлого века не состыкуются с современными. Кристалл надежд не оправдал.
– Привет.
Илья быстро уменьшил громкость.
– Я тут решил дневник записать… – Молодой парень на развернувшемся вирт-окне виновато улыбнулся и развел руками. – Сам не знаю, зачем. Для истории, наверное… Раз решил, буду записывать. Сегодня двадцать пятое ноября две тысячи сто двенадцатого года. Меня зовут Игорь Воробьев, и я младший научный сотрудник института по изучению Марса. Климатолог.
Илья не сразу понял, что говорит парень на старом русском – кажется, в то время им еще пользовались на территории Евразии. Слова были понятны не все, все-таки русский не был совсем уж родным для Ильи, да и акцент у младшего научного сотрудника был непривычный: раскатистое «р» и какие-то мягкие, будто округлые согласные.
Начало рассказа совпадало с тем, что Илья услышал три дня назад. Действительно терраформаторы и попытка очистить планету. В отличие от Рокси, климатолог из прошлого объяснил, как работают эти самые терраформаторы. Илья понимал через слово, но суть уловил. В ящиках был абсорбент с таким мудреным названием, что Илья его забыл в ту же секунду, что и услышал; на каждую гранулу абсорбента был нанесен микронный слой антиграва. Абсорбент необходимо было доставить в атмосферу, где он вступит в реакцию с хлорфторметаном, заставив тот осесть на планету. Что на восстановление озонового слоя нужны минуты, Илья и так знал: процесс образования молекулы из трех атомов водорода под воздействием ультрафиолетового излучения еще в школе проходят.
Дальше Игорь долго и заумно объяснял, почему надо плыть через всю планету. Тут Илья понял от силы десятую часть, что-то про изменившуюся розу ветров и что в северном полушарии нет шансов достичь нужной точки в атмосфере, как нет больше самолетов, способных противостоять взбесившейся стихии. Ближе к Антарктиде было поспокойнее, да и озоновый слой на полюсах пониже: пятнадцать-двадцать километров, против сорока в тропической части планеты. Главное – запустить цепную реакцию, а там, глядишь, и весь шарик почистится.
Не очень было понятно, куда делись все подводные лодки и зачем надо было рисковать на поверхности, но на этот вопрос ответа не было.
– Тринадцатое декабря. Мы прошли экватор! – Игорь улыбнулся и тут же опять стал серьезным. – Вчера заболел механик. Лучевая болезнь. У всех уже первые признаки, но Роб что-то совсем слаб, док боится, что долго не протянет. Зато меня почти перестало тошнить… и начали выпадать волосы, даже не знаю, что хуже. За бортом ад творится, но мы почти привыкли, главное, смерчи подальше обходить. Дежурим по полчаса на палубе каждый, скоро моя очередь.
Илья потер глаза, посмотрел на часы, но отключить запись и лечь спать не смог. Было в этом что-то завораживающее: слушать голос, прошедший сквозь десятилетия, чтобы донести до него, Ильи, нечто очень важное. Проходить день за днем с отчаянным экипажем, точно знающим, что все козыри у смерти, и все равно вступившим в игру. Смотреть в прорезь иллюминатора, за которым встают огромные волны, а длинные стрелы молний покрывают черное небо адской паутиной. Видеть огненные смерчи, вопреки всякой логике вспарывающие воды океана. И чувствовать, как к горлу подступает тошнота от бешеной качки.
– Сегодня двадцатое декабря. Мы уже приближаемся… Я надеюсь, что приближаемся, все приборы будто взбесились, не выдерживают радиацию. Идем почти вслепую.
Начинал свой рассказ не пышущий здоровьем человек – видимо, на планете уже жилось совсем несладко, но все же молодой: всего месяц (или два с половиной часа записи), и с экрана смотрел почти старик, с серой истончившейся кожей, почти выпавшими волосами и потухшими, безжизненными глазами. Ученый закашлял, прижимая ко рту платок, а когда убрал руку, стало видно алые пятна на белоснежной салфетке.
– Док пичкает нас таблетками, но помогает не очень. – Игорь говорил медленно, словно что-то мешало ему четко проговаривать слова, но он очень старался. – Вчера умер Джексон… Обидно – вот так не дойти. Я очень хочу дойти, док говорит, что у меня есть шансы продержаться еще месяц. Я знал, что обратно не вернемся, но ведь надо же дойти, да?
Илья кивнул, подтверждая, что надо, обязательно надо, и даже зная, что никуда этот парень не дойдет, протянет еще полгода в Городе и перешагнет свою черту, и все равно хотел иступлено верить, что дойдут.
– Двадцать седьмое… или двадцать восьмое? Не важно. – Игорь сидел за столом, напряженно подавшись вперед, словно пытаясь свозь время разглядеть сидящих по другую сторону экрана. – У нас сдохли антигравы. Кэп объявил эвакуацию, остался час или около того. Мы подали сигнал SOS, говорят, здесь есть подводные города, но вряд ли нас услышат. Мы чуть-чуть не дошли… Пытались активировать на палубе, но качка такая, что не получается. Надо на суше. Где-то рядом остров… Кергелен, но мы понятия не имеем, где он.
Игорь помолчал и неожиданно молодым, тем, что начинал говорить месяц назад, голосом четко произнес:
– Я не знаю, найдет ли кто-нибудь корабль, но я оставлю эту запись тут. Брелок герметичный, даже если зальет – не страшно. На флешке есть инструкция, как запускать. И коды запуска. Я не знаю, кто ты, но, если ты смотришь эту запись, сделай это. За меня сделай!
Изображение остановилось, и Илья оглушенно уставился поверх экрана, пытаясь осознать: каково это, рваться вперед, зная, что обратной дороги нет? Всматриваться в горящую темноту в надежде увидеть землю? А главное – умирать в больничном изоляторе, пытаясь из последних сил докричаться и заставить найти затонувший корабль?
