— Вот старый болван! — вечером трижды себе напоминал сходить к колодцу. Проклятущая старость, ещё недолго, и он имя своё забывать начнёт.
Подцепив колючую верёвку, служившую ручкой деревянному ведру, он поплёлся к выходу. На крыльце под ботинком что-то хрустнуло. Бернард непонимающе уставился на огромный кусок рябого сукна, натянутого на какую-то палку. Рядом лежал лук, куда-то подевавшийся аккурат после ухода скорпиона.
— Что это ещё за дрянь? — Бернард протёр костяшками пальцев заспанные глаза и прищурился, чтобы получше разглядеть неизвестно кем подброшенный хлам. Возвращению верного оружия он обрадовался, но кому понадобилось тащить сюда эту гадость? Видать, снова соседские засранцы взялись за старое.
Бернард поддел носком башмака несуразную конструкцию и изумлённо ахнул. Никакое это не сукно! Дрожащими пальцами он подцепил самый край и расправил тускло лоснящуюся на солнце кожу.
— Да чтоб меня вороны заклевали! Это же крыло!
Но как?! Неужели Сорок Восьмой? Кому ж ещё… Ему удалось убить Демона! Он сделал это! Под рёбрами больно кольнуло, как если бы кто-то вонзил длиннющую иглу. Застонав, Бернард тяжело опустился на скрипучую ступеньку и прижал к груди находку — нет, не находку, бесценный дар скорпиона! Совсем не заботясь, что подумает случайный прохожий, он по-детски горько и безудержно разрыдался.
* * *
Ручка в жирных пальцах суетливо порхала по бланку вверх-вниз, тошнотворно скрежеща по бумаге. Кэтт страдальчески поморщилась, так и тянуло выкрикнуть этому красномордому увальню с блестящей плешью на макушке, чтобы сменил непригодное перо или хотя бы обмакнул его в чернила. Очевидно, болван твёрдо вознамерился выскоблить её имя в документе на случай, если вдруг чернила окажутся волшебными и испарятся, как только сделка завершится. Да, платье на ней не ровня элегантному наряду господина Эдмонда, но какое право у этого напыщенного индюка, гордо величающего себя «агентом службы контроля над осквернёнными», подозревать её, честную женщину, в мошенничестве. Разве её золото недостаточно блестит? Или от него несёт выгребной ямой?
С первой минуты этот потный жирный свин бросал на неё косые взгляды. Дважды намеренно, чтобы поиздеваться, исковеркал название деревни, в которой Кэтт росла, и теперь с пренебрежительной ухмылкой записывал её имя. От приписки «дочь Оливера» его рот и вовсе перекосился.
— Адрес, — противным голоском пропищал агент.
Кэтт горделиво вздёрнула нос и громко, отчётливо произнесла:
— Нижний Луг, Рыночный проспект, дом тридцать восемь, квартира четыре.
Толстяк брезгливо хрюкнул; перо снова пронзительно заскрежетало, будто негодяй царапал им по стеклу. Не выдерживая пытки, Кэтт попыталась отвлечься. Она недолго задержала взгляд на знакомом камине с мифическими чудищами, потом на миниатюрной бронзовой женщине с крыльями, на белоснежной вазе с замысловатыми синими цветами, и остановилась на картине в тяжёлой золочёной раме. Мрачная сцена низвержения Тейлура в бездну, написанная умелой кистью, была куда привлекательнее лоснящейся макушки агента. На хозяина дома Кэтт старалась не смотреть. В расслабленной позе Эдмонд устроился в роскошном кресле, задумчиво наблюдая за сотрудником Легиона. Презрение потного свина на знатного господина не распространялось.
Наконец отложив ручку — слава богам, пытка закончилась! — агент службы контроля нашарил в лакированном портфеле печать и оглядел присутствующих маленькими слезящимися глазками:
— Я обязан засвидетельствовать передачу денег и удостовериться, что товар соответствует заявленным характеристикам.
Он говорил о Вэйле, как о какой-то вещи, и Кэтт ещё больше возненавидела этого никчёмного самодура. «Уж ты, слизняк, и в подмётки моему ординарию не годишься!»
— Разумеется, — Эдмонд взял с круглого столика позолоченный колокольчик и позвонил в него, затем одарил Кэтт вежливой улыбкой. — Одну минуту.
Вскоре дверь отворилась, и в кабинет вошёл осквернённый. В чёрной форме, с покрытой капюшоном головой, в маске — как полагается, и с коротким мечом на поясе. Низко поклонившись всем и никому в частности, он остановился в середине комнаты и уставился отсутствующим взглядом куда-то перед собой. Задыхаясь от волнения, Кэтт торопливо извлекла из видавшей виды сумочки три новенькие облигации номиналом в двадцать и ещё одну в десять тысяч и протянула их Эдмонду:
— Вот, пересчитайте.
Тот с вежливой улыбкой принял деньги:
— Вы даже не проверите номер?
— Я вам доверяю, — ответила той же улыбкой Кэтт, хотя так и тянуло вскочить и заглянуть осквернённому под капюшон — вдруг подсунули кого-то другого!
— Осквернённый номер эл-эс-си-семнадцать-ноль-один, с этой минуты ты принадлежишь госпоже Кэттерин, дочери Оливера, и обязан безоговорочно выполнять каждый её приказ, — пробубнил агент, лишь мельком глянув на ординария, потом шлёпнул по бланку печатью. — Сделка завершена. Примите мои поздравления, господин Эдмонд. Госпожа Кэттерин, — толстяк натянуто улыбнулся, — а вам я советую не пренебрегать сроками. Всего доброго!
Какими ещё сроками? Ах да, ежемесячная явка! Все нудные наставления, которыми агент пичкал её добрые четверть часа, вытеснило нестерпимое желание остаться с Вэйлом наедине. Нужно не забыть отыскать контрольный пункт поближе к дому, чтобы не переться в другой конец города. Она украдкой посмотрела на ординария, с ноткой разочарования отметила, что тот даже не взглянул в её сторону, и поднялась с кресла.
— Вы уже уходите? — хозяин дома тоже поднялся. — Я хотел предложить вам пропустить со мной по бокалу вина в честь успешной сделки.
— Вы очень добры, господин Эдмонд, но я вынуждена вам отказать, — холодно сказала Кэтт. — Дорога неблизкая, и уже довольно поздно, а дома меня ждут сыновья.
— Да-да, разумеется, — если отказ и оскорбил его, то скрыл он обиду довольно искусно. — Ох уж эта холостяцкая жизнь! Из-за неё забываешь, что есть вещи поважнее праздных возлияний. Что ж, Кэттерин, примите мои поздравления, — мягко пожав ей руку, Эдмонд поравнялся с ординарием и задумчиво покрутил пальцем кончик своих усов. — А ты счастливчик, семнадцать-ноль-один. Береги свою госпожу.
До самых ворот Кэтт чудился взгляд Эдмонда, буравящий спину в ожидании повода для насмешек, и пусть она всё равно их не услышит, но почему-то упорно не хотелось дарить этому спесивому сумасброду такое удовольствие.
Остановившись у кареты, Вэйл окинул Кэтт раздосадованным взглядом, отчего ей стало жутко неловко.
— Ну здравствуй, Вэйл, — лучших слов она не подобрала.
— Госпожа, — он поклонился и распахнул перед ней дверцу экипажа.
Сейчас осквернённый меньше всего походил на того самого Вэйла, с кем она тайком болтала обо всём на свете через решётку и в чьих объятиях рыдала посреди тёмной улицы. Перед ней стоял безликий невольник, лишённый каких-либо эмоций. Что же изменилось? Почему он так холоден к ней?
Она нерешительно коснулась его руки:
