— Простите. Мне очень жаль.
— Не страшно, — Кэтт снова посмотрела на его номер. — Скажи, у тебя есть имя?
— Нет.
— Но как-то же среди своих тебя называют?
— Эл-эс-си-семнадцать-ноль-один, госпожа, — его глаза насмешливо сощурились.
— Это ты так пошутил?
— Возможно.
— Ну хорошо, давай тогда сначала. Моё имя Кэтт.
— Кэтт… Красивое имя! — осквернённый куда-то исчез, а спустя секунду протянул ей через решётку шарфик. — Вы обронили это. И, кстати, можете звать меня Вэйлом.
— Приятно познакомиться, Вэйл, — она улыбнулась, принимая, как казалось, безвозвратно утраченную вещь. — У меня для тебя тоже кое-что есть, правда, не знаю, пролезет ли.
Выудив из сумки гостинец, Кэтт на глаз прикинула ширину между прутьев и, убедившись, что места хватает, просунула осквернённому свёрток.
— Я испекла его специально для тебя.
— Это правда всё мне? — брови Вэйла сошлись на переносице в явном недоверии.
— Только половина! Но если снимешь маску, можешь оставить его себе целиком.
Рассмеявшись, ординарий приблизился к решётке:
— Лучше запомните меня таким, госпожа. Не портьте себе впечатление о благородном спасителе дамской чести.
— И всё же я настаиваю испортить мне впечатление, — Кэтт сложила руки на груди, показывая, что настроена решительно. Какая разница, как он выглядит! Они ведь больше никогда не увидятся. Кэтт просто хотела знать в лицо того, кто спас её, возможно, от гибели — так будет проще молиться за него Карне.
— Как прикажете, госпожа, — Вэйл медленно стянул маску, продолжая пристально смотреть Кэтт в глаза.
Сложно сказать, что именно она ожидала увидеть. Наслышанная об уродствах осквернённых, Кэтт готовила себя ко всему, хотя в глубине души надеялась обнаружить за маской приятное лицо. Ну не может обладатель такого голоса быть отвратительным уродом!
Ординарий оказался моложе, чем она предполагала. Совсем юнец, не старше двадцати пяти. У него был ровный нос, немного широковатые скулы, тяжёлая челюсть. В целом его можно было назвать обыкновенным, но всё портили багровые полосы на щеках, у висков и на подбородке. Поначалу Кэтт приняла их за шрамы, а присмотревшись, увидела, что линии ровные, острые на концах, словно тщательно прочерченные чьей-то рукой. Вэйл заметил её замешательство и грустно ухмыльнулся, обнажив ровные белые зубы, и она с приятным удивлением отметила, что улыбка у него вполне обаятельная. И всё же он не человек…
— Теперь понятно, откуда у тебя такое прозвище, — Кэтт потупила взгляд. — Что ж, Вэйл, я ещё раз благодарю тебя за то, что не остался в стороне. Пусть Боги хранят тебя!
— Прощайте, Кэтт.
Она окинула его последним взглядом и, не оборачиваясь, зашагала прочь. Должок перед совестью оплачен с лихвой. Теперь нужно спешить, дома ждут сыновья, а завтра — тяжёлая работа, от которой болела спина, немели руки и нещадно слезились глаза уже после часа сидения над швейной машинкой. Но вот, что странно, разговаривая с осквернённым, Кэтт ненадолго позабыла о той серости, в которую превратилась её жизнь, и вместо того, чтобы облегчённо выдохнуть, она неожиданно для себя ощутила лёгкую грусть. Пять минут, проведённые с Вэйлом, стали для неё глотком свежего воздуха. Как всё-таки жаль, что он не человек!
Глава 12
Ровена застыла у зеркала, не веря, что всё это происходит с ней наяву, и уж тем более не веря, что решилась на столь безумную авантюру. Впрочем, выбора особого у неё не было, к тому же Брутус внушал доверие. Первый магистр без возражений согласился на все поставленные условия, включая брачный контракт, в котором тщательно оговаривались все щекотливые нюансы их совместного существования.
Белоснежное платье усеивала россыпь жемчуга и самоцветов, ослепительно сверкающих в лучах утреннего солнца и переливающихся множеством крошечных радуг. Шею приятно оттягивало массивное ожерелье из крупных бриллиантов, широкие золотые браслеты, нанизанные на запястья поверх тончайших ажурных перчаток, нежно позвякивали при малейшем движении. Пальцы украшали кольца, и каждое из них можно было смело назвать истинным шедевром ювелирного мастерства. Ровене казалось, сейчас она носила на себе едва ли не половину королевской казны — такую роскошь не могла себе позволить даже тётка, падкая на сверкающие побрякушки. Каждая деталь наряда, даже исподнее, стоила целого состояния. Шёлк, кружева, искусная вязь золотых и серебряных нитей — Брутус не скупился даже на мелочах.
Всё утро её наряжали, украшали, пудрили и красили, завивали локоны. Ровене, привыкшей к изысканной простоте и пользующейся косметикой только в особых случаях, процесс подготовки казался утомительно скучен, но она смиренно вытерпела все необходимые ритуалы над своей внешностью и теперь с изумлением изучала незнакомку в зеркале, восхищаясь её сияющей красотой. Неужели это она — осиротевшая принцесса, презираемая даже собственными кузинами? «Да, чёрт возьми, это я! И скоро я перестану считаться изгоем, скоро вместо диадемы я буду носить настоящую корону».
Поблагодарив наёмных умелец и распустив прислугу, она с минуту постояла у окна, любуясь пышными клумбами сада и уже наполовину скрывшимся в желтоватом мареве вулканом. Покидать покои не хотелось, но внизу уже ожидали. Опоздание с её стороны стало бы чудовищной грубостью по отношению к Брутусу: никто и никогда не лелеял и не баловал её так, как первый магистр, при этом отдавая себе отчёт, что брак их всего лишь ширма, выгодная сделка. Его благородство и щедрость подкупали, и Ровена старалась не думать о том, что он её главный и непримиримый враг. После дяди, конечно же.
К её великому разочарованию, за дверью ожидали Шестьдесят Седьмой с Мороком. Харо со вчерашнего вечера так и не объявился, хотя Ровена настойчиво пожелала видеть его в своём сопровождении. Невыносимый упрямец!
— Госпожа, вы… — Морок восторженно выдохнул. — Ничего прекраснее я в жизни не видел!
— Благодарю. Но где Сорок Восьмой?
— Он это… — Шестьдесят Седьмой замялся. — Короче, он ни в какую. Упёрся, и всё тут. Сказал, что можете хоть казнить.
— Я подумаю над этим, — холодно отозвалась Ровена. Ей предстоял тяжёлый день, и лучше воздержаться от лишних огорчений, а с Сорок Восьмым она позже разберётся. Не бегать же за ним по всей усадьбе, в самом деле! К тому же он сделал осознанный выбор. Чувства ни в коей мере не должны соприкасаться с долгом, и кому, как не рабам, прекрасно об этом известно, их с детства учат беспрекословному повиновению. И как она умудрилась выбрать из всех осквернённых каструма самого своенравного? Несносный скорпион, своим поведением он только всё портит. Что ж, пусть тогда не жалуется на утраченное к себе доверие!
Продолжая злиться на сумасбродство Сорок Восьмого, Ровена пересекла просторный холл и остановилась на крыльце. У экипажа уже ожидал Брутус. Его строгий чёрный костюм-тройку украшали золотая цепочка часов и зажим на алом галстуке, сверкающий в лучах солнца крупным алмазом. Кучер низко поклонился, торопливо обогнул украшенную пурпурными лентами карету и распахнул дверцу. Магистр же, приблизившись, подал Ровене руку:
