Пролог
— Как ты хочешь?
Голос в наушнике сильный, вкрадчивый, ласковый. От него у меня по спине и рукам бегут мурашки, и я не могу удержаться от рваного вздоха, который выдает меня с потрохами. Он это слышит и необидно смеется.
— Так как ты хочешь сегодня, Дина?
— Я хочу, чтобы ты говорил мне, что делать, — отвечаю ему хрипло и жалею, что не принесла себе воды. Горло от волнения и возбуждения пересохло так, что говорить тяжело. Впрочем, ничего удивительного: я знаю, куда отправились все запасы воды в моем организме — между ног все предательски намокло. Уже.
Никогда бы не подумала, что могу так быстро возбудиться. От одной фразы, от одного звонка, от одного сообщения в чате.
Я не знаю, что он со мной делает. Но знаю, что мне это нравится.
— Закрой дверь своей комнаты на ключ и сядь перед зеркалом.
Я подчиняюсь, сажусь на край кровати и смотрю на себя. На полыхающие щеки и яркие губы, на тяжело вздымающуюся грудь под тонкой тканью футболки.
— Медленно раздевайся. Представь, что делаешь это для меня, что это я на тебя смотрю.
Черт, это запрещенный прием. Но я еле слышно выдыхаю «Да…» и непослушными пальцами расстегиваю пуговицы на рубашке. Я даже не успела переодеться после университета, когда он позвонил, но так даже интереснее.
Рубашка сползает с плеч, на очереди юбка, которую снимать еще проще. Чулки оставляю, трусики тоже, а вот бюстгальтер расстегиваю и бросаю на кровать. Смотрю на себя его глазами и мне нравится то, что я вижу.
— Я сделала, — тихо и смущенно говорю ему. И с досадой понимаю, что мямлю, как школьница. Но с ним не получается быть раскованной и кокетливой, как со всеми остальными. С ним с самого начала все идет не так, как я привыкла, и это беспокоит.
— Умница, — хвалит меня теплый низкий голос. — Хочешь мне что-нибудь показать?
— Да, — шепчу я и тянусь за телефоном.
Он изначально был против фото, но я не могу удержаться и иногда ему что-то отправляю. Конечно, только такие, где не видно лица. Вот и сегодня к нему летит фотография моих раздвинутых бедер, перечеркнутых светлым кружевом чулок, а между ними кремовый треугольник трусиков, на котором так ярко выделяется темное влажное пятно.
— Блядь, — коротко выдыхает он через несколько секунд. — А ты быстро учишься.
— Тебе понравилось?
— Да, мне очень понравилось. Ты здесь такая красивая, такая возбужденная. Ты очень чувствительная девочка.
Еще несколько недель назад я бы только горько посмеялась над этими словами, потому что прекрасно знала, кто я. Я бревно. Я та самая девушка, которая обещает всей своей внешностью и всем своим поведением ураган в постели, а по факту это даже на легкий ветерок не тянет. Полный штиль.
Но что-то явно изменилось с тех пор, как мы стали общаться.
— Это ты меня заводишь, — честно говорю я.
— Ты сама себя заводишь, — я слышу в голосе теплую усмешку. — Я просто помогаю. Снимай трусики, они все равно мокрые, и погладь себя. И не сдерживайся — я хочу тебя слышать.
Я делаю все, как он сказал, и осторожно касаюсь влажной кожи, покрасневшей от прилива крови и от того очень чувствительной. Это приятно, и я тихо стону. Пальцы кружат по нежным складкам, ласкают клитор, и я закрываю глаза, чтобы ничего не отвлекало от медленно подступающего удовольствия.
— Не закрывай глаза, смотри на себя.
— Черт, откуда ты знаешь, — возмущаюсь я, и снова слышу его тихий смех. Как же мне он нравится — такой искренний, мягкий, чуть хрипловатый.
— Я все знаю, — весело говорит он, и я тоже улыбаюсь. Нет, он не старше меня. Во всяком случае ненамного, а ведь вначале, пока я не слышала его голос, ужасно боялась, что общаюсь с каким-то старым извращенцем. Как-то не хочется в девятнадцать лет заниматься виртом с тем, кому хорошо за пятьдесят.
— Мне неловко смотреть на себя в такие моменты, — признаюсь ему легко.
— Почему?
— Ну это некрасиво.
— Дина, — он говорит это так укоризненно, что мне становится стыдно за свои слова. — Я уверен, что это безумно красиво. И ты красивая. Везде, в любом своем состоянии. Смотри на себя. Смотри так, как смотрел бы я. И возьми ту разогревающую смазку.
Ох черт…
Это, конечно, не наказание, но что-то очень близкое к нему. Я раньше и понятия не имела, как далеко продвинулась секс-индустрия в изготовлении всяких игрушек и лубрикантов. Тот, о котором он говорит — в бело-золотистом тюбике с надписью «warming». Я пробовала его всего раз, но впечатления были незабываемые.
Я послушно размазываю гель по пальцам и продолжаю себя трогать. Какое-то время ничего не происходит, но потом…ох, как будто мою чувствительность выкрутили на максимум! Кожа излучает тепло, раскаляется изнутри, и от каждого касания меня насквозь продирает удовольствием. Таким острым, что я не до конца понимаю, больно мне сейчас или приятно.
Уже не сдерживаюсь и стону в голос, радуясь, что никого кроме меня сейчас нет дома. А из наушника льется медом его голос: шепчет мне невероятные пошлости, рассказывает, что бы сделал со мной, повторяет, какая я красивая, хвалит, называет послушной, хорошей, невероятной умницей…
Пальцы исступленно ласкают клитор, выжимая из возбужденной плоти удовольствие, а потом легко проскальзывают внутрь, где влажно, скользко и неожиданно пусто. Мне нужен сейчас тот, кто заполнит меня изнутри. Нужен он.
Я хочу его. Господи, как же я хочу его — бесплотного парня, у которого есть только сводящий меня с ума голос, и нет ни имени, ни внешности.
— Давай, Дина, давай, солнышко — кончи для меня, моя хорошая. Ты сможешь.
И на этом моменте пальцы давят на какую-то нужную точку внутри, и меня накрывает оргазмом. В этот раз он резкий, мощный, почти болезненный, и я зажмуриваюсь, не в силах выдержать такой шквальный огонь по всем моим нервным окончаниям. Скулю, словно щенок, и без сил падаю на кровать. Наушник вылетает из уха, но я не могу сразу вернуть его на место — руки отказываются слушаться.
Наконец удается.
— Я здесь… прости, наушник выпал.
— Я уже успел испугаться, все ли с тобой хорошо.
— Мне хорошо, — смеюсь я. — Очень хорошо!
— Я рад, — снова слышу улыбку в голосе и в который раз пытаюсь себе представить, какой он. Какие у него глаза, руки, губы, какого цвета волосы и насколько широкие у него плечи. — Ты так стонала, что я кончил быстрее, чем в подростковом возрасте.
— Ты кончил? Эй, а почему я не заметила?
Мне почему-то обидно.
— Ничего страшного. Ты была занята собой, — снова смеется он.
