– Илья был не в восторге, – осторожно сказала я. – И мудаком тебя назвал.
– Он успокоится, – сказал Макс уверенно. Даже чересчур уверенно – как будто сам себя хотел в этом убедить. – У него своя жизнь, и ему придется смириться с мыслью, что и я имею право на свою. Илья потом нормально будет с тобой разговаривать, обещаю!
Я промолчала, потому что не очень в это верила. Мне вот до сих пор было неприятно приезжать в гости к отцу из-за его новой жены. Пока я жила дома и ходила в школу, папа встречался с ней где-то на стороне, а когда я уехала в Москву, они сразу поженились и стали жить вместе. Нет, Зоя нормальная, я ничего не говорю, и я рада за папу, но… Но мне теперь кажется, что это уже её дом, а не тот, в котором я выросла. Так что Илью я на самом деле очень хорошо понимала.
– Макс, – вдруг вспомнила я. – А почему Илья сказал, что ты что-то скрыл от меня?
Он скривился, будто от боли.
– Лика, я не думаю, что ты хочешь это знать.
– Хочу.
Или нет? Но мое любопытство всегда было сильнее инстинкта самосохранения.
– Ладно. Скажу. Я не говорил тебе, что перед тем, как Света умерла, я пообещал ей никогда больше не жениться, – невыразительно сказал Макс. – Я очень сильно ее любил и, наверное, люблю до сих пор.
У меня перехватило горло.
– А сколько лет прошло? – осипшим голосом проговорила я.
– Двадцать два года. Илье было два, когда ее не стало.
У меня в голове не укладывалось. Двадцать, сука, два года. Это больше, чем я живу на свете. Неужели можно все это время любить умершую жену и помнить ее? Не заводить ни с кем серьезных отношений только потому, что никто до нее не дотягивает?
Сука, кажется, я начала понимать, о чем меня предупреждала Катя. Можно побороться с живой соперницей, но как можно сравниться с той, которая навсегда осталась в памяти Макса чертовым идеалом?
– А почему тогда ты сказал сыну, что я буду жить с тобой? – тускло спросила я.
– Потому что ты будешь жить со мной.
– Макс, ну нафига вот это? Ты же сам только что сказал, что все еще любишь её.
– Ты первая за все эти гребаные двадцать с лишним лет, кого я привел к себе домой, – помедлив, сказал Макс. Его слова падали тяжело и бесповоротно, складываясь в прямое, как рельса, признание. – С тобой я наконец чувствую то, что чувствовал тогда. А ведь думал, что уже разучился.
– Но я не знаю, – растерянно пробормотала я. – Ты… я… все так быстро. Еще несколько дней назад ты даже смотреть в мою сторону не хотел.
– Я хотел, – с досадой возразил Макс. – Но боялся. Боялся с собой не справиться. Я честно старался держаться на расстоянии, быть тебе старшим другом, а не любовником, но это оказалось выше моих сил. Оказывается, я не могу видеть рядом с тобой никого другого, физически не могу! Схожу с ума, зверею. Мне надо, чтобы ты была со мной. В моей кровати, в моей квартире, в моей жизни.
– Но почему так быстро? – отчаянно прошептала я, мне почему-то было страшно, хотя еще вчера это был предел моих мечтаний. – Почему мы не можем сначала встречаться, ходить на свидания, узнавать друг друга?
– Потому что мне уже не двадцать, – с грубоватой прямотой сказал Макс. – И потому что я работаю иногда по двенадцать часов в сутки, и тогда единственное время, которое мы сможем провести вместе, будет ночь. И эту ночь я хочу спать дома, с тобой под боком. Лик, чего ты боишься? Чем я тебя так напугал?
– Я боюсь, что ты можешь передумать, когда узнаешь меня поближе, – жалко пробормотала я, чувствуя, как глаза начинает печь от подступающих слез. – Я боюсь, что я могу передумать. Я боюсь, что у нас ничего не получится.
– Лика, девочка, – сказал Макс вдруг очень мягко, – ты сказала, что влюблена в меня. А ты ведь не похожа на ту, кто всем подряд признается в любви. Значит, я тебе на самом деле нравлюсь.
– Очень нравишься.
– И ты мне. Очень, – По его лицу скользнула светлая, какая-то мальчишеская улыбка. – Дай нам шанс. Давай попробуем. Попробуем быть вместе.
– Давай, – выдохнула я, ощущая себя так, будто мне только что сделали предложение.
Я потянулась к Максу, он легко подхватил меня и усадил, словно маленькую, к себе на колени. Я прижалась щекой к его теплой, обтянутой футболкой груди и затихла, слушая ровный сильный стук сердца. И вдруг странным образом ощутила себя дома, как будто кольцо его сильных рук и было тем местом, которое я всегда искала и наконец нашла.
– Ну что, когда поедем за вещами? – спросил Макс, ласково целуя меня в макушку.
– Да как скажешь, – умиротворенно ответила я. – Можем хоть сегодня. Только я забыла тебя предупредить: там крыса.
– Где крыса? У тебя в квартире? – напрягся он. – Кошмар какой. Тогда ты точно съезжаешь оттуда прямо сейчас.
– Нееет, ты не понял, это моя крыса! – захихикала я. – Ее зовут Элька, и она поедет вместе со мной. Это же не проблема?
По молчанию Макса я поняла, что-таки проблема.
– Элька ручная, – попыталась объяснить я. – Живет в клетке, много не ест и вообще очень забавная. И умная.
– Я не люблю крыс и мышей, – наконец сказал Макс.
– А каких животных ты любишь?
– Не знаю, у меня никогда никого не было. Ни кошек, ни собак, ни всякой херни типа хомяков и попугайчиков. Сначала было нельзя из-за жуткой Светиной аллергии, а потом я много работал и мне было не до того, чтобы за кем-то следить. У меня даже сын до четырнадцати лет жил у моего брата, потому что я работал до ночи, а иногда и всю ночь.
– Бедный, – вырвалось у меня.
– Кто? Илья?
– Ты, – твердо сказала я и неловко погладила его по волосам. А потом порывисто прижалась к удивленно приоткрытым губам. Какое-то время мы с упоением целовались, а потом Макс оторвался от меня, тяжело дыша, и сказал:
– Ладно, крыса так крыса. Пусть будет. Поехали уже.
* * *
Элька с любопытством таращилась на Макса из-за прутиков клетки. Макс же смотрел на нее со странной смесью интереса и брезгливости.
– Хочешь погладить? – заискивающе предложила я. Мне ужасно хотелось, чтобы они подружились.
– Нет!
– Ну и зря, – немного обиделась я за свою Эльку и, открыв задвижку, вытащила ее из клетки. Она тут же проворно забралась по рукаву на плечо, привычно уселась там и стала перебирать лапками мои волосы. – Смотри, какая она ласковая! И красивая. Я тебе серьезно говорю: Элька – Анджелина Джоли в мире крыс.
Но Макс не оценил ни густую темно-серую шерстку, ни забавный белый треугольничек на морде, ни трогательно-розовый нос, который смешно дергался, когда Элька к чему-то принюхивалась.
– Чтобы в нашей спальне ее не было, – коротко сказал он. Потом тяжело вздохнул, еще раз посмотрел на нас с крысой и пошел на кухню.
