– А теперь?
– Теперь…
Томпсон постарался сфокусировать взгляд чётко перед собой. И обомлел.
– Фиалка… – прошептал он. – У стены…
Адам Карлсен мрачно кивнул.
– В самом деле, – сказал он, – в оранжерее стоит горшок с фиалкой. Но вам ведь не кажется это странным?
– Нет… нисколько, – заторможенно отвечал Томпсон.
– И мне не кажется. И так же ничего удивительного, что среди такой буйной растительности мы, столько времени просидевшие здесь, не обращали внимания на какой-либо конкретный цветок. Ведь нас с вами он заинтересовал только сейчас…
– Погодите, – встрял Томпсон. – Я сижу в кресле, в котором на игре сидела Ольга. Вы меня нарочно в него усадили? Значит, Ольга, поймав мяч, просто посмотрела на горшок с цветком? И назвала то, что было в тот момент на уме?
– Вы очень наблюдательны, – с иронией подметил Карлсен.
Джеффри Томпсон оробело встал.
– Значит, она действительно просто выпала…
7
Голос его прозвучал странно, будто извне.
– Теперь ваша очередь, – негромко сказал Карлсен.
Томпсон, погружённый в свои мысли, не сразу отреагировал.
– В каком смысле?
– Откровение за откровение.
– А… Разумеется. Спрашивайте.
– Отчего вас так заинтересовала Ольга?
Лицо Томпсона вытянулось.
– А с чего вы решили…
Руки Карлсена сплелись на груди.
Томпсон вспомнил, что сказал о нём Бульденеж – Кракен. Зажмёт щупальцами, пока не раздавит.
Понимая, что говорить надо, Томпсон прогулялся до каминных часов и постучал по циферблату.
– Вы меня неправильно поняли, – задумчиво произнёс он. – Вне всяких сомнений.
– Тогда объяснитесь.
Томпсон хмыкнул и сказал, стараясь придать своему голосу расслабленную небрежность:
– Боюсь, всё слишком просто, чтобы удовлетворить ваш изощрённый ум. Утром я уже был никем. Я почти решился сделать шаг. А потом… потом меня втащили в этот дом. Произошло перерождение, что ли… И сегодня я сделал свои первые шаги в жизни. Моё существо стали заполнять новые люди и их истории. Что странного в том, что я нахожу загадочной судьбу женщины, с которой я познакомился меньше суток, а теперь она мертва?
– Но с чего вы решили, что «убийца» и «фиалка» как-то связаны с её гибелью?
Томпсон нерешительно переступил с ноги на ногу, вновь думая, что сказать. Чего этот сопляк от него добивается?
Только сейчас Джеффри заметил, что огни на ёлке выключены.
Наконец он сказал:
– Не пойму, к чему вы клоните. А знаете, кажется, вы вовсе не такой чокнутый, каким вас считает доктор.
– Вероятно, это его заслуга, и я в самом деле иду на поправку.
Джеффри Томпсон тихо рассмеялся.
– Это правда, что вы здесь не по своей воле?
Карлсен кивнул.
– Но на каком основании? Какой диагноз в вашей карточке?
– Условие.
– Не понял?
– Мой приёмный отец поставил условие: если доктор даст заключение, что я психически здоров, то примет меня обратно.
Томпсон широко раскрыл глаза.
– Жестоко, – отметил он. – А если доктор не даст…
– Почему на игре вы сказали «тело»? – будто выстрелил в него Карлсен.
– А почему вы сказали «убийца»? – парировал Томпсон.
– Раз есть тело, значит, должен быть и убийца.
Сказав это, Адам Карлсен победно вскинул подбородок. Этот жест несколько обескуражил Томпсона – ему казалось, он уже вновь стоял крепко, однако его голос едва не дрогнул.
– Вы, кажется, швед? – спросил он, опершись о каминную полку.
– Норвежец.
– Тогда, думаю, вам будет понятно, что британцы произносят в быту «тело» столь же часто, сколь норвежцы говорят «лосось».
Карлсен упрямо заметил:
– Но ни разу, пока я здесь, ни «тело», ни «лосось» за игрой не всплывали.
Это стало последней каплей.
Мрачная уверенность Томпсона подтвердилась: любое его слово будет использовано против него. Он решил не продолжать.
Они помолчали.
Через минуту Карлсен выключит свет в оранжерее.
Игра окончена.
И проиграна.
Чувствуя это, Джеффри Томпсон выдохнул и медленно произнёс:
– Как вы думаете, мистер Карлсен, её столкнули?
– Вы имеете в виду Ольгу? Или Ванессу? Или, может, их обеих?
У Томпсона участился пульс. Сказанное так удивило его, что он, слегка попятившись, едва не снёс жардиньерку, на которой громоздилась пальма в горшке. Он только остановился как вкопанный, ошарашенно уставился на Адама Карлсена. Тот щёлкнул выключателем. Гостиная погрузилась во тьму; на толстых линзах Карлсена остались тусклые блики светильника с лестничного пролёта.
– Вы сказали тогда – «это должно было случиться». Вы ведь почувствовали, как и я, что здесь что-то не так.
Карлсен отмолчался.
Томпсон попробовал ещё:
– Старый джентльмен говорил, что Ольга много чего видит из того, чего не видят другие. Вы же не думаете, что это совпадение?
Снова молчание.
Томпсон сжал губы. Его терзало множество вопросов.
– Я ходил проверить ставню, правда ли Ольга о неё ударилась, но процедурную закрыли… Скажите же наконец что-нибудь!
Карлсен прервал его мучения:
– Иногда единственный способ понять человека – занять его место.
Томпсон нахмурил лоб.
– Чьё конкретно место? – спросил он.
– В этом ещё предстоит разобраться, – ответил Карлсен.
Глава 8
1
Сара стояла перед окном и расчёсывала волосы. Стекло, рассечённое крест-накрест чёрным свинцовым переплётом, отражало её нагое тело.
По комнате горели свечи, их пламя разбросало многослойную тень вокруг. Под оконную раму забирался холод, но Сара не спешила.
Она думала о времени, о том, сколько его было упущено.
Два года.
Она выстояла.
Порывы ветра били в стекло и колебали его, и отражавшиеся в нём предметы и тела, подсвеченные охрой каминного пламени, вздрагивали.
Часы пробили час ночи.
Саре было важно, чтобы он следил – она считала, что дразнит его. Так же, как он два года дразнил её (неосознанно, лишь своим присутствием). Майкл лежал за её спиной в смиренном ожидании. Но в его оконном отражении всё трепетало: его всклоченные волосы, прилипшие ко лбу и скулам, плечи и грудь, блестевшие от пота.
