– У нас даже морду никому не набили… Вы говорили об этом офицерам?
Томпсон покачал головой.
– Только попросил револьвер у Харта, когда понял, что здесь становится опасно. Он закинул его в моё окно. И ещё просил помочь как-то разбудить всех. Меня, к стыду сказать, вырубило после утренних отваров, я уснул, проспал целый день и потерял много времени.
– Да, они сказали, что взорвали машину по вашему приказу.
Майкл Джейкобс возмутился:
– Вы ответите по закону!
– Он ответит, – успокоил его Доусон. – За всё ответит. Почему вы не сообщили о смертях, Томпсон?
– Сэр, – Джеффри Томпсон замялся, – если бы в дело официально включилась полиция, мы многого бы не узнали. Мне пришлось перерезать телефонный провод.
Джейкобс яростно рванулся к Томпсону. Доусон мягко остановил его.
– А так вы узнали всё, что хотели?
– Определённо, да.
Брови стоявшего рядом Карлсена удивлённо приподнялись.
Доктор вымученно произнёс:
– Я всё же хочу знать, с чего вдруг вы решили искать в моём доме наркотики.
– Неделю назад я делал кое-какие покупки, – поведал Томпсон, – знаете, рождественский шопинг. Я остановился у аптеки, чтобы завязать шнурок на ботинке. В тот момент мне на глаза попалась женщина в мужском пальто и шляпе. В двух ярдах от меня у неё что-то выпало – очень неубедительно выпало из раскрывшейся сумки. Пока она подбирала вещи со снега, открылась дверь, на крыльцо вышел аптекарь. Он поглядел по сторонам и едва заметным жестом что-то подложил в сумку женщине. Она сделала вид, что ничего не заметила, и продолжила свой путь. Я не мог не проследить за ней. Так была найдена ваша лечебница. Я навёл справки. На вас ничего криминального в полиции не было. Ни дел с наркотиками, ни каких-либо других. У вас была блестящая репутация, и выпросить ордер на обыск дома не представлялось возможным. Попасть в ваш дом оставалось лишь одним способом.
Томпсон ухмыльнулся.
– Я вспомнил об открытке в местной сувенирной лавке. Утёс Морган. И решил попытаться.
– Я дал ему сутки, – кивнул инспектор. – Я знал, что идея провальная. Теперь с сержанта причитается десять литров пива на весь отдел, а для вас – новая машина.
– Точнее, две, – злорадно обронил Майкл Джейкобс.
Томпсон произнёс:
– Вы облегчите мне душу, если скажете, что аптекарь положил в сумку мисс Джейкобс.
На лице доктора обозначилась грустная улыбка.
– Он положил ей щепоть воздуха, который она принесла сюда.
Майкл Джейкобс обвёл взглядом недоумённые лица.
– Я работаю с воздухом. Пока что это самое качественное сырьё для лекарств, что мне удалось обнаружить.
Заявление было гордым, подача – скромна, даже застенчива.
– Время от времени я отвожу Урсулу в город на прогулку. Ей требуется смена декораций, во всех возможных смыслах. Аптекарь – мой хороший товарищ. По нашей договорённости он играет с Урсулой в секретных агентов. Она делает вид, что выронила что-то из сумки, он – что передаёт ей нечто секретное, что потом она обязана доставить в таинственный дом на утёсе.
Доусон с улыбкой оценивающе взглянул на доктора.
– Вы облапошили сотрудника полиции средь бела дня! Подумать только!
– А сахар на утёсе? – спросил Томпсон. – Как вы это сделали?
Доктор Джейкобс смиренно изрёк:
– Эффект плацебо, который в последние годы подзабыт. На его изучение я не потратил ни пенни, только воздух – на утёсе он всегда свежий. Диэтиламид, как и барбитураты, и ледяные ванны, по моему мнению, усугубляют депрессию, задавливают сознание. Я пробовал ЛСД однажды на себе, результат меня не устроил. Всё, что я сделал, заставил ваш мозг поверить, что сейчас он перестанет себя контролировать, будет вести себя неординарно и сможет выкидывать фокусы.
Он довольно хмыкнул.
– Обрыв щекотал вам нервы. Остальное вы придумали сами.
Лоб Джеффри Томпсона вспотел.
Он всё себе придумал?
– На вас лица нет. Вам стоит выпить чего-нибудь, – забеспокоился Доусон.
– Дети боятся не темноты, – сказал доктор, – а того, что там водится. Там водятся их страхи, там страхи обретают форму и голос, становятся трёхмерными, живыми. Стоило вам оказаться в темноте, поверить во влияние проглоченной пилюли, и сознание расширилось, ослабило контроль, перед вами всплыли подавляемые, угнетённые образы. Вы поверили в их реальность, в то, чего нет. В то, что извлекли из своего подсознания.
Доусон обратился к ним обоим:
– Вы ходили по краю?
– Мы ходили далеко от края, – признался Джейкобс и очень медленно, словно теряя энергию, добавил: – Ещё. Одна. Иллюзия.
– Да, занятная наука, – кивнул инспектор. – Выкладывайте, сержант, на кого надеть наручники?
Томпсон с трудом собрался и выговорил:
– Доктор Майкл Джейкобс, вы арестованы за убийство вашей невесты Ванессы полтора года назад, а также ещё пяти человек этой ночью. Вы имеете право хранить молчание…
6
Карлсен, до этого молчавший, озадаченно спросил:
– Вы абсолютно уверены?
– Сомнений быть не может.
Доктор молчал, не мигал и как будто не дышал.
– С уликами мне всё было ясно, оставался мотив, но теперь и с ним порядок.
Томпсон прочистил горло перед финальной речью.
– Вы убили Ванессу из-за Фостера – вашего пациента, с которым она вам изменяла, которому вы лечили сердце.
Доктор не стал отрицать.
– Я обнаружил фиалку, Карлсен, там, где вы её не разглядели. Когда вы меня не нашли в моей постели.
– Вы были в комнате Ольги? – уточнил Адам.
– Да. Здесь нужно пояснить. Во время войны после ранения я долгое время принимал морфин от болей. А потом долго и трудно отвыкал от наркотика. С тех пор у меня осталось несколько неиспользованных ампул. Отправляясь сюда, я парочку прихватил, скажем, для технических целей. Барбара предупредила, что носит с собой нейролептик. Когда случился пожар, я зашёл к ней в спальню и подменил ампулы с хлорпромазином на морфин, а после выбежал помогать тушить пламя. Барбара вколола мне обезболивающее, а до этого – Урсуле. У мисс Джейкобс случилась рвотная реакция на препарат, для меня же доза была незначительна.
Притворившись, что уснул, я дождался, когда меня заперли, и полез через окно в комнату Ольги. После ваших неудачных попыток, Карлсен, я решил поискать те самые открытки, которые Бульденеж подарил Ольге.
Он достал из кармана стопку открыток. В его руках замелькали изображения цветов. Наконец он нашёл нужное и протянул молодому человеку.
