Она взяла его руку и прислонила к своей щеке.
И вдруг – этот голос:
– Джеффри, не бойся, я теперь счастлива.
Его рука отчётливо дрогнула, всего на миг.
– Вечером сорвётся дождь, лови его, и я обниму тебя, буду шептать на ухо слова, постарайся их расслышать… – голос, перейдя в шёпот, растворился в его голове.
Веки Урсулы опустились. Руки сомкнулись спереди.
– Я готова. Покончим с этим скорее.
Инспектор кивнул констеблю.
Доктор был бледен и совершенно потерян. Пока с него снимали наручники, Доусон произнёс:
– Дача ложных показаний, мистер Джейкобс, уголовно наказуема.
Карлсен тревожно спросил:
– Мисс Джейкобс, чем вы убили Ольгу?
Вопрос отразился смятением на женском лице.
Металл уже клацнул вокруг одного запястья.
Бледные уверенные губы вначале замешкались (заметил ли кто-то, кроме Адама?), но Урсула тут же нашлась и широко улыбнулась.
– Вы ведь сами всё понимаете, – сказала она норвежцу. – Вы читали Анну Каренину и знаете, к чему всё шло.
Никто не успел распознать смысла сказанного – её рука уже скользнула в карман доктора.
Прозвучал выстрел.
За ним – вскрик Майкла Джейкобса.
«Анна Каренина» скончалась.
Эпилог
Под ногами Джеффри Томпсона – он стоял на самом краю скалы и рассматривал берег – золотом переливалась обширная песчаная гладь. Лазурная вода покоилась вдалеке, обдувал прохладой ветер, и пахло морем, солнце было жарким, небо – по-летнему высоким и голубым.
На Томпсоне были рубашка поло с коротким рукавом, льняные брюки и солнцезащитные очки. Томпсон впервые за много лет прибыл в Корнуолл.
Снизу доносились крикливые детские голоса, мешавшиеся с ветром.
Он чувствовал лёгкое приятное волнение.
Томпсон взглянул на часы – был почти полдень, – затем на сандалии. Он не надевал их вечность, потому что столько же не бывал у моря. У него вообще никогда не было сандалий, он купил их этим утром на местной Хай-стрит.
С полчаса был самый пик отлива.
Как долго он лишь вспоминал, как красив Корнуолл весной и летом, особенно летом. Он мог потерять и эти воспоминания. Если бы однажды не решился провести рождественскую ночь на незнакомом утёсе.
Позади него в ярдах пятистах белела полоска домов. Их выстроили на том самом месте, где когда-то стоял, а потом сгорел проклятый дом. Последнее, что видела в жизни мама.
Томпсон не был из разряда маменькиных сынков.
Из сверхчувствительных тоже не был.
А был простым мужчиной тридцати шести лет, имевшим скромное жильё, работу, временами несерьёзные отношения с женщинами. По вечерам, если не был занят работой, участвовал в интеллектуальной викторине по футболу в местном пабе.
Несмотря на всё это, ему захотелось прочесть письмо именно здесь, за тридевять земель от места, где была его нынешняя жизнь.
Письмо пришло ещё в мае, адресовано было в полицейский участок Эйра на его имя.
Джеффри Томпсон как будто бы знал, о чём там речь.
Он присел на камень, достал конверт из кармана и распечатал.
Перед чтением ещё раз огляделся – он был один. Несколько семей отдыхали внизу на берегу, взрослые бросали мяч, дети носились и не смолкали, как летние жуки в палисаднике.
Ну, поехали.
«Дорогой мистер Томпсон,
Мне, как и вам, очень хотелось, чтобы этого письма никогда не было…»
Один в один его мысли.
«…Поскольку мы оба знаем, что вы виновны в смерти…»
Проступил пот. И всего-то на втором предложении.
Или это от жары?
Он думал, что давно научился трезво воспринимать реальность, в том числе свои ошибки. Он и в этот раз ошибся.
«…К сожалению, никого, даже невиновных, не вернуть с того света…»
Ну, верно. Это была не жара, поскольку теперь заполыхали уши.
«…Доктору Джейкобсу я послал похожее письмо, содержащее основную суть моих мыслей…»
И доктор уже давно всё прочёл. Разумеется, он не тянул, как Томпсон, и давно всё выяснил.
«…А мысли начались с того факта, который я огласил примерно в восемь утра двадцать пятого декабря прошлого года. Фиалка на картине в комнате доктора исключала его из числа подозреваемых. Потому что Ольга так не поступила бы…»
Удивительно, что слова, написанные на бумаге, всё равно имели голос, интонацию, в голове так и звучал этот укоряющий тон…
«…Следовательно, либо Урсула, либо вы. Либо я…»
В этот момент Томпсон подумал о том, почему он никогда не подозревал Карлсена. Этот сопляк был умён, сообразителен, причём настолько, что мог запросто обвести вокруг пальца даже полицию…
«…Поскольку я склонен верить в лучшее (а лучшим для меня был бы тот факт, что не я убил всех в доме), оставались либо вы, либо Урсула…»
Томпсон поёрзал на камне.
«…Мой финальный вопрос поставил мисс Джейкобс в тупик. Она не знала, чем именно стукнули Ольгу, потому что не она это сделала…»
Мужчина подался вперёд, перенеся вес, упёрся локтями в колени. Вытер рот.
«…Урсула была благодарна брату за продление, если можно так выразиться, своей актёрской карьеры. Должно быть, ей было страшно покидать театр. Но мистер Джейкобс благодаря своей находчивости обеспечил её необходимым кислородом, чтобы она имела возможность ещё пожить в своём мире…»
Нет, всё-таки сложной женщиной для него была Урсула. Он мог гораздо легче понять психотип Барбары. Возможно, он и потому ещё не женился, что находил женщин сложными в быту.
«…Игра Урсулы, в которой она жизненно нуждалась ввиду определённых психологических черт характера, была безобидной для окружающих, но, я думаю, себе она навредила давно. Изображая больную, она стала больной по-настоящему, как бы дико это ни звучало. И, мне кажется, иногда совсем не отличала реальность от того, что было в её голове…»
На утёсе в то утро это была самая трезвая женщина на свете…
«…Всё же случались моменты, когда в тучах появлялись прогалины света. Таким, на мой взгляд, был её последний выход. В её критическую минуту ей помог брат, а теперь, когда брат оказался на волоске от виселицы, она за него заступилась. Острый психологический момент вернул её в реальность…»
Ведь если не он, то, значит, она, а если не она, то всё-таки он. Иначе кто, если не он и не она?
«…Она поверила, выслушав ваши доводы, в то, что Майкл был убийцей. Для неё не составляло труда представить себе, как, приревновав, он мог столкнуть Ванессу, возможно, в порыве гнева, в ссоре. Может, он и не хотел, чтобы всё так вышло, чтобы она захлебнулась. Но что вышло, то вышло…»
