– Так сколько там драгоценностей было?
– Понятия не имею. У меня была задача собрать все побрякушки в сумку и потом отдать ее доверенному лицу, чтобы передали Мономаху. Я так и сделал, скинул цацки в спортивную сумку, прихватил и статуэтку, потому что на ней были мои отпечатки пальцев, да и понравилась мне она. К остальным предметам в квартире я не притрагивался, чашку свою тщательно вытер. Когда выходил из квартиры, дождался, чтобы в подъезде никого не было, и потихоньку вышел на улицу. Вот и все.
– Молодец, все подробно изложил, а теперь скажи главное – кому отдал украшения?
– Дружбану своему, который меня с Мономахом как раз и познакомил.
– Кто такой? Не тот ли, кому принадлежит машина и яхта «Доминика»?
– Он.
– Загорский Вячеслав Сергеевич?
– Так точно.
– Как давно знакомы, кто такой, чем занимается?
– Познакомился во время второй ходки. Можно сказать, он взял меня под свое крыло. Никогда бы его не сдал, но обстоятельства вынуждают. Жизнь дороже. Он всегда мне помогал. Большим человеком стал, красиво живет. Я тоже всегда так хотел жить, мечтал, но у меня, видимо, судьба иная. Он бизнесом занимается, много каналов сбыта имеет, друзей, которые ему во многом помогают. Он когда срок шел отбывать, у него даже ничего не конфисковали, друзья вступились, все сохранили. Они и с Мономахом давно знакомы, а что их связывает – одному Богу известно.
– А ты и в Бога веришь, Липатов? – будто в пустоту задал вопрос Гуров и не получил на него ответа. – Скорее в черта, раз такую мерзость творить можешь да еще и любоваться этим…
Гуров за свою жизнь слыхал немало раскаяний, и они на него уже не производили особого впечатления, но сегодня, когда Липатов-Клячкин с упоением рассказывал о своем убийстве, он подметил блеск в его глазах. Такой блеск бывает у тех преступников, которые любят запах крови, вид крови и никогда не перестанут убивать, – безнадежные люди. Как бы он ни клялся, ни каялся, какие бы обещания ни давал, он не исправится, стены тюрьмы тоже его не исправят. И от этого осознания становилось страшно даже видавшему виды Гурову.
– Забирайте его, – приказал конвою Лев Иванович, – определите в одиночную камеру, так нужно. Постарайтесь не пропускать никого, кому не велено за ним присматривать, уяснили?
– Спасибо тебе, Лев Иванович. Спасибо за то, что не отказал.
– Ступай, Липатов. Надеюсь, ты сделаешь для себя правильные выводы, пока будешь сидеть один в четырех стенах, тебе же лучше будет.
Глава 33
Гуров вошел в тот этап расследования, когда каждый день могла случиться развязка дела об убийстве Фельцман, потому хотелось быстрее и быстрее соединить всю мозаику в одну цельную картину. Казалось, даже голова соображала лучше и мысли были яснее от понимания, что вот-вот цепочка преступлений будет раскрыта и станут известны имена всех убийц и соучастников. Липатов-Клячкин стал событием дня, но не менее интересным фактом стало путешествие Жанны в Санкт-Петербург. Лев Иванович решил не откладывать на завтра свой визит и отправился к Вайцеховской домой. Он предупредил Жанну, что нужно поставить пару подписей в документе и что это займет несколько минут ее времени, для чего он сам лично явится по месту ее проживания. Жанна не сопротивлялась. В голосе молодой женщины Лев Иванович услышал вселенскую тоску и печаль, что несколько его взволновало.
Дав распоряжение операм, чтобы те установили местонахождение Загорского, Гуров незамедлительно сел в служебный автомобиль и отправился к Жанне. Лев Иванович предчувствовал, что депрессивное настроение женщины может довести ее до страшного и отчаянного шага. Возможно, сказывалась трудная жизненная ситуация, в которую попала Вайцеховская, а может, всему виной была ее болезнь, спровоцировавшая сильное душевное волнение. Только Гуров чувствовал нутром, сердцем, что с ней нужно немедленно встретиться.
Как только Жанна отворила дверь, сразу бросился в глаза ее неопрятный внешний вид. Растрепанные волосы были приподняты у корней – так бывает в минуты отчаяния, когда человеку тяжело, больно, горестно. Наличие отека на глазах говорило о том, что эта молодая женщина какое-то время плакала без остановки. Что же стало причиной рыданий и перемены настроения?.. Все это Гурову предстояло выяснить. Действовать нужно было крайне аккуратно, дабы не потерять эмоциональный контакт с Вайцеховской.
– Жанна, я прошу прощения, что так внезапно нагрянул к вам, благодарен, что не отказали мне в визите, – осторожно начал Лев Иванович, прощупывая почву для разговора.
– Вы даже не представляете, как вы кстати, – вдруг выдала Жанна и, беспомощно опустив руки, пошла на кухню, тем самым приглашая следовать за нею Гурова.
Лев Иванович прошел за Вайцеховской и, оказавшись в маленьком кухонном пространстве, сразу все понял. На столе лежал огромный ворох разных таблеток, часть из которых уже оказалась отделена от упаковок. Жанна готовилась совершить страшное, но в последний момент отказалась от своего поступка или просто отложила его. О том, каковы были ее планы, она не скрывала. Молодая женщина подошла к столу, посмотрела на эту кучу из медикаментов, повернулась к Гурову и оценила его реакцию.
– Все настолько плохо в вашей жизни, что вы готовы оставить этот мир? – тихо спросил Лев Иванович.
– Да. Все плохо. Все ужасно. Все так, как не могло присниться даже в самом страшном сне. Если бы не ваш звонок, то вполне возможно, что я уже оказалась бы в другом измерении.
– Это не мой звонок, это сама судьба подсказывает вам, что еще не пришел срок, не ваше время, и нужно собрать силы и перетерпеть сложный период, задать новые цели, разобраться с прошлым, поставить точки там, где это нужно, как считаете?
Жанна действительно балансировала на грани жизни и смерти. Ситуация, в которой она жила в последнее время, была непростой, а если учесть сложность ее психоэмоционального состояния, то и вовсе целесообразно было привлечь специалистов, способных вернуть ее к нормальной жизни. Вайцеховская взглянула на Гурова огромными глазами, полными слез. Этот редкий зрительный контакт состоялся, она смотрела не в глаза, она, казалось, смотрела в душу и ждала поддержки, помощи, искала какую-то опору в лице человека, которому она поверила. В следующую секунду Жанна подошла к Гурову, уткнулась в его плечо и зарыдала.
Лев Иванович не мешал потоку слез и эмоций, он знал, что этот выплеск будет полезным как для Жанны, так и для него самого, потому что он все еще не знал, что в окончательном итоге так расстроило Вайцеховскую. Он не хотел рассказывать о том, что велась слежка, что ему известно о поездке Жанны в Санкт-Петербург. Гуров надеялся все узнать из первых уст, от Жанны лично, и откровения не заставили себя долго ждать.
– Извините меня, Лев Иванович, за подобное поведение, пиджак вам испачкала своими слезами. Простите, – испытывая неловкость, сказала Жанна. – Я сама все не решалась вам позвонить, наверное, уже не позвонила бы после таблеток. Это для меня такой удар, такой удар!
