Лейтенант с интересом разглядывал собеседницу. Чем она приглянулась Андрею Бойко, можно было не гадать – женщина яркая, за собой следит, маникюр-прическа, все дела. А вот что нашла в муже Лидии Семеновны сама Ирина, оставалось для участкового загадкой.
– И все-таки, Ирина Борисовна, давайте уточним, как часто приходила в ваш дом Ника Бойко?
– Не часто. Может быть, раз в неделю.
– О чем они с отцом говорили? Может быть, ссорились из-за матери?
– Нет. Я, конечно, не подслушивала, но Андрей сказал бы. Ника просто скучала по отцу. Мне казалось, что она его не осуждала.
– Хорошо.
Лейтенант сделал пометку в блокноте и посмотрел на Ирину. Она продолжала стоять. Ровно, как солдат на плацу. За его спиной мерно шуршал кондиционер, в пустом зале магазина было очень светло и прохладно.
– Расскажите, что вы делали в день исчезновения Ники, начиная с шестнадцати часов.
– Я уже рассказывала, – равнодушно пожала плечами женщина. – Могу только повторить: до пяти часов была здесь, потом пришла Вика, моя сменщица. Мы договорились заранее, что она доработает за меня этот день – я была записана на стрижку. Где-то в половине седьмого вернулась домой. Потом пришел этот мальчик, Сергей, и началось…
– Где вы стриглись?
– Там же, в Старом поселке, на дому у Светы Тараскиной. Она в районе в парикмахерской работает два через два. Да у нее весь поселок стрижется, все ее знают. Ленина, двадцать один.
– Угу, – кивнул лейтенант и записал: «Тараскина. Ленина, 21; 17:30, 18:15».
– Когда проходили мимо продовольственного, он был еще открыт? Нику там видели?
– Нет. Я по другой стороне улицы шла. Опаздывала и по сторонам не глазела.
– Значит, в этот день вы Нику Бойко не встречали?
– Нет, – повысила голос Ирина, начиная терять терпение, – ни в этот, ни накануне. Я не лезла в его семью и с его дочерью не общалась!
– Спасибо, Ирина. Пока это все. Можно личный вопрос?
Женщина напряглась, но кивнула.
– Как Андрей Владимирович, держится?
– Наверное. Мы не затрагиваем дома эту тему. И так, куда ни пойдешь, только об этом и разговоры… – Ирина осеклась и замолчала.
– Ладно. Спасибо за откровенность.
Лейтенант захлопнул блокнот.
* * *
Михайловы жили в Кирпичиках – трехэтажных домах из белого кирпича на Центральной, совсем недалеко от здания поселковой администрации, на первом этаже которого размещались участок, почта и отделение Сбербанка. На работу и с работы Дима ходил пешком мимо автобусной остановки, Дворца культуры, который на его памяти всегда служил торговым центром, небольшого рынка, совсем недавно переставшего быть стихийным и получившего новенький забор и пластиковые крыши над прилавками, мимо цветущих палисадников под окнами Кирпичиков.
Попрощавшись с майором, которому предстояло еще пылить на своем синем «форде» в район, лейтенант отправился привычным маршрутом, на ходу размышляя об уликах, найденных в лесу. Самой большой загадкой оказалась веревка, на которую Дима наткнулся возле тела Ники. Даже на первый взгляд она была не совсем обычной. Туго скрученная, полтора сантиметра в сечении – такую в хозмаге не купишь. Состояла она из двух одинаковых по длине, но разных по состоянию кусков, связанных между собой хитрым узлом. Один кусок был практически новым, второй посерел от времени или от того, что долго пролежал на открытом воздухе. Судмедэксперты обнаружили на запястьях девушки следы от связывания, но ссадины и вывих оказались посмертными. В отличие от четких признаков удушения – сама собой подъязычная кость не ломается. А чего стоило отсутствие второй босоножки, в поисках которой криминалисты перерыли весь участок леса и камыши у берега в придачу? Про измятое и порванное платье даже думать не стоило – было понятно, что его никто не снимал. Но больше всего лейтенанта беспокоила именно веревка.
Он размышлял: «Если бы я, тьфу-тьфу, собрался кого-то на ней тащить, точно понимал бы, что веревку стоит взять подлиннее, а не вязал бы узлы, рискуя тем, что они оборвутся в самый неподходящий момент». Он даже остановился, пытаясь поймать ускользнувшую мысль. Достал телефон, открыл фотографию того самого узла и неожиданно засомневался: «А может, и не порвался бы. Может быть, убийца знал, что делает!»
Ускорив шаги, он поспешил к дому и, не переодеваясь, устремился к компьютеру, задав в строке поиска: «узлы». «Яндекс» вывалил ему кучу ерунды о вязании, спицах, макраме и даже вологодских кружевах. «Сложные узлы», – не сдался Дима, и поисковик вознаградил его, предложив «узлы морские». Уже на пятой картинке оказалось похожее плетение. Оно носило загадочное название «фламандская петля».
«Морской, блин, узел! Час от часу не легче. Весь поселок – сплошные мореходы, ага». Проклятый узел запутал дело еще больше.
Если убийца доставил Нику в лес по реке, то следовало искать лодку. Лодок в поселке было целых три. Две бесхозные тихо догнивали под мостом. Третья, плоскодонка, принадлежала старику Митричу – запойному пьянице, пребывавшему всегда только в двух состояниях: или под хмельком – и тогда он был приставуч и разговорчив, или в дупель – тогда не выползал из однушки на первом этаже дома в Панельках. На своей плоскодонке Митрич удил какую попадется рыбешку и скармливал бродячим котам, которые постоянно вились у него под окнами и бесили соседей по подъезду. Вот и все «мореходы» Малинников. В способности Митрича вязать морские узлы Дима сомневался, как и в том, что семидесятипятилетний алкаш мог жестоко изнасиловать молодую и физически крепкую Нику Бойко.
Кликнув по ссылке на «Википедию», лейтенант с удивлением узнал, что как раз в морском деле фламандская петля практически не используется из-за того, что ее сложно развязать, но зато этот узел вовсю вяжут альпинисты, удлиняя страховки, и зовут по-простому – «восьмеркой».
«Еще хлеще! – покачал головой Дима. – Моряков было недостаточно, теперь нужно и к местным альпинистам присмотреться, прямо Агата Кристи сплошная». Но пометку в блокноте сделал и решил, что завтра первым делом расскажет о своей находке майору Шонкину.
* * *
Витюню Жлобина – здоровенного лба, уютно устроившегося на шее отца с матерью, – на допрос в участок привела мать. Разговаривать с участковым «по душам», в неформальной обстановке, они категорически отказались. Майор оформил повестку без возражений – он хорошо запомнил неудачную беседу с главой семейства Жлобиных, а у Витюни в отличие от отца алиби не имелось.
Раздосадованная тем, что не может присутствовать на допросе совершеннолетнего – тому шел двадцать первый год – сына, Жлобина под окнами громко грозила жалобами в прокуратуру. Ее сынок, оказавшийся без поддержки, хоть и развалился на стуле перед лейтенантом, вытянув на полкабинета длинные ноги, обтянутые узкими, неровно продранными на коленях и бедрах джинсами, чувствовал себя не слишком уверенно. Он шнырял светло-голубыми глазами по стенам и нервно облизывал пухлые, как у младенца, губы. Чахлая испанская бородка, рыжеватая, как обычно бывает у блондинов, чуть заметно подрагивала вместе с нижней челюстью.
