– Я в Панельки.
– Правильно, сынок, – сказал отец ему в спину.
Выйдя из дома, Дима, однако, повернул в сторону улицы Ермака, где жили Царевы. Сергея он увидел издалека. Парень сидел во дворе своего дома на тракторной покрышке, до половины вкопанной в землю, с бутылкой пива в руке.
– Выпиваешь? – подойдя, поинтересовался участковый.
Сергей не ответил, глядя прямо перед собой.
– Зачем окно разбил? А если бы мальчонку покалечил?
Парень дернул плечом, пиво плеснуло на вытоптанную траву.
– Я не хотел… Не подумал.
Внезапно он вскочил и уставился на участкового воспаленными глазами:
– Он убил Нику! Понимаете? Как зверь! И сидел рядом на поминках, и на похоронах стоял, и…
Голос сорвался, и Царев замолчал.
– Это еще не доказано, – стараясь говорить как можно убедительнее, ответил Дима. – Его пока только задержали…
– Участковый, ты скажи, просто так кого-то арестовывают?
Пропустив мимо ушей панибратское «ты», лейтенант вздохнул:
– Только суд может признать его виновным. А до тех пор он – подозреваемый. Как и добрая треть поселковых мужчин. Ты всем окна бить будешь?
– Да не буду я, – буркнул Сергей. – Мне больно, Дмитрий Олегович, – неожиданно прошептал он.
Дима кивнул:
– Знаю. И мне больно, и родителям Никиным. Тебе, конечно, больнее, но я обещаю, Царев, слово тебе даю – убийца будет наказан. Я не остановлюсь. Ты мне веришь?
Подросток опустил голову и кивнул.
– Вот и хорошо. А бухать завязывай. Не поможет.
Парень посмотрел на бутылку в руке так, словно увидел ее впервые, размахнулся и метко запустил в открытый зев мусорного бака под деревьями. В полете бутылка крутилась, расплескивая пену из горлышка.
* * *
Несмотря на то что уже стемнело, в длинном дворе между выстроенными в два ряда панельками тут и там толпились люди. Вокруг лампочек под козырьками подъездов вилась мошкара, но на нее никто не обращал внимания. Зато все обратили внимание на участкового, который вышел к сломанным качелям в центре двора и остановился там под единственным фонарем. Голоса затихли не вдруг, постепенно, и жители Панелек уставились на Диму.
– Граждане, дорогие, – начал он, не пытаясь подобрать слова, – вы все меня прекрасно знаете…
Послышались сдавленные смешки, женский голос звонко добавил: «С пеленок».
– Я пришел разъяснить вам некоторые моменты сегодняшнего происшествия. Вы все знаете, что Романа Поклонникова задержали, но задержание – еще не арест. А подозрение – не обвинительный приговор. У него есть жена и маленький сын. Они – ваши соседи. И потрясены случившимся не меньше вашего. Я прошу, проявите к ним сочувствие. Сегодня этой семье бросили в окно камень, а что будет завтра? У органов следствия есть причины подозревать многих, так что же, мы будем бить окна каждому? Убийца Ники Бойко будет найден и наказан по закону, я всего лишь прошу вас сохранять спокойствие и помогать следствию, если это потребуется.
– Слышь, участковый, а чего это ты на нас валишь? Не мы окно разбили! – раздался хриплый выкрик.
Дима узнал голос – это был Витюня Жлобин.
Его тут же заткнули:
– Молчи лучше, «не мы»! Кто стену в подъезде загадил?
Про стену Дима слышал впервые.
– А я откуда знаю? – огрызнулся Витюня, и на него зашикали со всех сторон.
Дима с удивлением смотрел, как люди выходят на свет фонаря из тени палисадников, из-под слабого мерцания подслеповатых ламп, окружая детскую площадку плотным кольцом.
– Дмитрий Олегович, вы нам скажите только – это он, Рома? – спросила пожилая женщина с платком на голове.
«Тетя Марина Копылова, жена деда Антона», – сообразил Дима.
– Не знаю. И никто пока не может этого сказать.
– Вот вы все выспрашиваете людей, все ходите, а Ника уже неделю как схоронена. Когда ж мы спать-то спокойно сможем? Ведь у нас тоже дети! Страшно же, убийца-то среди нас, выходит…
Толпа одобрительно загудела.
– Следствие… – начал было Дима, но оборвал сам себя. Так не годилось. Он поправился: – Мы ищем. Я ведь не просто так с каждым из вас беседую. И сейчас прошу: подумайте, вспомните, может быть, кто-то из вас видел что-то или кого-то в тот день, между шестью часами и половиной восьмого вечера. Любая мелочь может оказаться важной, даже если вы думаете, что это пустяк.
– А ну-ка, раздвиньтесь! – Вперед протиснулась Матвеевна. Она тяжело опиралась на свою палку, согнутая годами в спине, но зоркая и злоязыкая. – Я кой-чего видала.
Все головы разом повернулись в ее сторону. Приободренная общим вниманием, Матвеевна продолжила:
– Вечером чай пила в кухне. За день там нажарило, я окошко-то открыла да и сидела, ветерок с речки ждала. Автобус как прошел, пыль улеглась, так я и села.
«Шестичасовой», – машинально отметил Дима.
– Гляжу, Ваня на мосту, – продолжала старушка. – Куды-то побег. Автобусу помахал и дальше зашустрил на ту сторону. Хотела уже Галину звать, да ноги не ходют совсем…
– Матвеевна, не тяни, чего видала-то? – поторопил ее кто-то.
– Так говорю же: Ваня побег, автобус поехал, а после – машина просвистела. Ненашенская, с той стороны, с горелой. После Ваня оттеда на мост вернулся и долго там стоял, пока его Никин женишок не турнул… Все вроде. Такое тебе интересно, участковый?
Дима напрягся. Никто из опрашиваемых до сих пор машину не упоминал.
– Дарья Матвеевна, а вы не ошиблись? Точно машина чужая была?
– Я, может, и старая, но не дура, – обиделась старушка. – Посиди с мое у окна – весь транспорт наперечет выучишь.
– Что за машина-то, Матвеевна? – спросил кто-то из мужиков.
– Это я не знаю. Зеленая, как бутылка, и пыльная, будто по полям колесила.
– Спасибо, Дарья Матвеевна! – Дима подошел к старушке и положил ладонь поверх ее рук, упиравшихся в набалдашник трости. – Вот такие мелочи мне и нужны! – обратился он к людям.
– Жаль, Ваню-дурачка не спросишь. Он-то должен был ту машину видеть, раз навстречу ей ушел, – сказал кто-то.
Люди начали расходиться, а Дима направился к Лидии Бойко. Он давно заметил, что она стоит у открытого окна своей кухни и внимательно слушает разговор. «Если кто и спровоцирует жестокость по отношению к семье физрука, так это Лидия», – думал он, поднимаясь на третий этаж.
Возле двери в квартиру Поклонниковых стену украшала полустертая надпись красной краской из баллончика: «Убийца!»
Дима подумал, что позвонит старшему Жлобину сразу после визита к Лидии Семеновне. Он был уверен: у хозяина «Тысячи мелочей» найдется банка краски, чтобы его отпрыск смог исправить это безобразие.
