— Неудобно, — давясь смехом, выдала, успокаивая Кирилла.
Он тут же перестал изображать из себя изваяние и покачал головой.
— Прости, — магия момента оказалась разрушена, и страсть отступила, на время затаившись во мраке.
Мы еще некоторое время просидели в автомобиле, разговаривая. Все это так напомнило мне начало наших отношений с Данилом, что на душе заскреблись кошки — не хотелось повторения истории.
И еще Воронцов, перешедший вдруг на откровенные темы, начал задавать интересные вопросы. Я не стыдилась подобных разговоров, но сейчас несколько замялась, стараясь тщательно подбирать слова, а то и вовсе увиливая от ответа.
Когда Кирилл вдруг спросил, почему я так спокойно отреагировала на то, что он посадил меня на капот, хмыкнула. Ничего страшного в таких поцелуях я не видела, а вот перейти к дальнейшим сценам… тут бы сказала свое веское «нет».
— Кира… Ты не высказываешь упрек, что мы сидим в машине. Не намекаешь на то, что тебя это смущает. Почему?
Я подарила Воронцову легкую улыбку и оперлась спиной о его грудь, когда Кирилл заключил меня в кольцо своих рук. Устроились мы, к слову, на заднем сидении.
— Привыкла к автомобилю. В определенный период своей жизни я практически в нем жила.
— Надо же, — заинтересовался Кирилл. — В чем причина?
— Сначала общались с Данилом, в его квартире шел ремонт. А потом училась в университете, выезжала пораньше и частенько досыпала, — хихикнула я.
— Только ли досыпала?
На губах появилась улыбка. Любопытно, Кирилл?
— Кирилл, ты же не хочешь это знать, правда?
Воронцов даже повернул меня, чтобы взглянуть в глаза. Проверял, вру или нет?
— Ты же не хочешь сказать, что…
— Я ничего и не говорю, — тут же смутилась я. — Зря я продолжила этот разговор, — вздохнула, откидываясь на спинку сидения.
— А ты? Что относительно тебя? Кто стал твоей первой любовью? — раз он решил задавить меня такими вопросами, почему бы не взять инициативу в свои руки?
— Банально, — спокойно отозвался Кирилл. Попытка смутить провалилась. — Клиентка отца.
— Что? — поперхнулась я. — Ты шутишь?
— Нет, — улыбнулся Воронцов. — Мне только исполнилось шестнадцать, а она была столь неотразима и так прекрасна, что занимала все мои мысли.
И казалось, что сейчас Кирилл был собой. Именно сейчас, когда отвечал на все мои вопросы, когда задавал их сам, и мы разговаривали легко, без сарказма, подколок или обид. Кирилл держал меня за руку, гладил по волосам, обнимал, как маленький мальчик. И я наслаждалась этим.
На пути в город я поинтересовалась, куда мы направляемся на этот раз. Оказалось туда же, куда и вчера… Воронцов, мгновенно оценив мою реакцию, тут же объяснил, что он еще не ложился спать, а завтра на работу, и понять я должна была сразу же — не просто так он попросил взять одежду. Кроме того, его убийственным аргументом стала фраза, что ему понравилось со мной спать.
— Понравилось иметь под боком плюшевого медведя или вкусно завтракать? — уточнила я.
Воронцов усмехнулся:
— Все вместе.
Еще раз убедилась в мысли, что происходящее между нами представляло собой нечто странное. В чем сущность этих отношений? Кто мы? Точнее, кем меня считает Кирилл? Задать этот вопрос не решилась. Наверное, все-таки стоило, но мне проще было тешить себя надеждами и выдвигать свои версии, чем узнать истину.
Выходя из машины, все-таки подумала о том, что нужно найти в себе силы и спросить прямо. Но практически решаясь, поднимала глаза на Воронцова и, видя то, как он смотрит на меня, проглатывала слова. А как он смотрел? Вроде бы и как всегда, но выражение его глаз смягчилось, и теперь я не видела в них безразличия. Боялась только одной вещи: вдруг стану для него тем самым пресловутым плюшевым медведем? Просто отдушиной, удобной подругой, которая нужна лишь, чтобы прижать к себе и выговориться?
Я ведь и правда могу наделать таких ошибок, что превращусь именно в живую игрушку, не годную для любви и отношений. Пока так оно и было — приручая Кирилла, я представала перед ним именно в таком свете — дарила ему всю себя, не требуя ответа; открывала душу в надежде, что это зацепит его. Но при этом я по — настоящему боялась стать привычной и понятной, полностью прочитанной Кириллом.
Но в этот вечер я не смогла ничего изменить — слишком… доверчивым выглядел Воронцов, когда звал меня к себе. Словно боялся моего отказа, и я, к своему же стыду, не смогла отказать. И потому чуть позже, лежа в его объятиях, все больше понимала, что совершила ужасную ошибку — не нужно было выдавать всю свою жизнь как на духу. Не поэтому ли сейчас Кирилл абсолютно хладнокровен в моем присутствии? Или опять все гораздо хуже — и он таки начал видеть во мне медведя.
— Что-то случилось? Кира? — он мягко повернул меня к себе и убрал упавшие на лицо волосы.
— Ничего, — отозвалась я.
— Не ври мне, я прекрасно понимаю, когда мне лгут, — настаивал он и тут же ответил сам себе: — Ты переживаешь из — за нашего разговора? Не забивай себе голову.
— Ты просил меня открыться тебе. Зачем? Кто я для тебя? — выпалила я. Потому что не могла больше гонять в голове эти мысли — они убивали меня, разъедали и сводили с ума.
Кирилл молчал. Окна были полностью зашторены, в комнате царил абсолютный мрак, и я не могла видеть его лицо.
— Я дорвался до тебя, — спустя несколько долгих мгновений заговорил он. — Мне нравится, как ты относишься ко мне. И я хочу полностью ощущать твое доверие. Хочу снова и снова испытывать то, что было той ночью.
Он ни слова не сказал о том, что сам готов ответить тем же. Понятно, что на данном этапе это практически невозможно. Но хоть что-то же должно намекать.
— И я хочу ответить тебе, Кира. Нам будет мало только твоей души. И если то, что я чувствовал вчера, лишь часть… жалкое подобие возможного, то я готов попробовать. Я безумно желаю, чтобы ты ощутила то же, что и я. Я только кажусь эгоистом. Дарить удовольствие мне нравится больше, чем получать его. Мне тяжело признаться, но я действительно дорвался. Как маленький мальчик, который никогда не ел варенье, а ему подарили целую банку. И других банок больше не будет. Но остановиться он не может.
Представляю, как он выдавливает из себя слова… Но смолчать не смогла.
— А тут два варианта, Кирилл. Либо мальчик съест все и останется лишь пустая банка и разочарование. Либо сам научится делать это чертово варенье.
— Я не умею варить варенье… — выдохнул Воронцов. — Научишь?
— Научу, — тихо ответила я.
Воронцов ответил на мой вопрос. Пусть и не прямо, но ответил. А это многого стоило.
— А не пристаю к тебе, потому что не хочу испугать, — когда я уже засыпала, огорошил Кирилл. Как будто мысли прочитал! Рука скользнула по бедру и ягодице, чуть сжала… — И пока ты не поверишь мне, придется себя сдерживать. Поняла?
