— Задаюсь вопросом, зачем мы вас потревожили, — пожимаю я плечами.
— Ко мне приходят сводить шрамы и бородавки, избавляться от родимых пятен и восстанавливать выщипанные в ноль брови. Что нужно тебе?
А к ней точно можно обращаться за избавлением от внешних…. особенностей? Ничего не имею против её внешности, но мне странно доверять свою красоту тому, кто… далёк от общепринятых идеалов.
Послушать, что она скажет, в любом случае стоит. Я молча снимаю шляпу и поворачиваюсь затылком.
— Вот, — я ещё и пальцами поднимаю куцые прядки.
— Лейла Светлоокая! Деточка, кто это тебя так? — тон женщины поразительным образом меняется. Вредная ворчунья в миг становится доброй тётушкой.
— Ножницы, — хмыкаю я.
— Джен сама себя подстригла, — поясняет князь. — Моя невеста переоделась под мальчика и почти сбежала. Если бы командир рейса не оказался культистом…
— И что вы мне голову морочите? Вы демонстрируете мне этот срам вместо того, чтобы сразу сказать, что пришли не красоту наводить, а отменить помолвку.
Глава 17
А чего он втирал, гад такой, что помолвку расторгнуть нельзя?! Я же поверила! Оказывается, лапши на уши навесил столько, что до земли свисает. Я подаюсь вперёд:
— Да! — сейчас я избавлюсь от этой липучки-приставучки с матримониальными планами.
— Нет! — подаётся вперёд Милан.
Мы с ним проявляем удивительное единодушие, если забыть, что смысл в слова вкладываем противоположный. Милан оборачивается ко мне. Взгляд бешеный. Я отвечаю широкой улыбкой. На его искры злобы у меня сияние счастья.
— Какая страсть, огонь! — ехидно ухмыляется женщина, обходя нас по кругу какую-то композицию.
— Моя невеста не понимает последствия расторжения помолвки. Джен, напомни пожалуйста, что делают командиры парусников в День Вознесения?
Самый главный, самый любимый праздник местных. В этот день поют хвалебные гимны Близнецам-Ветрам, благодарят богов за спасение, чествуют жрецов и тех, кто связан с воздухоплаванием, потому что без воздухоплавателей жизнь на островах быстро закончится, ведь основные ресурсы поднимаются с земли.
В День Вознесения все, кто берут в руки штурвал, приходят в храм за благословением.
— При чём здесь церемония Паруса?
— При том, дорогая невеста, что отказавшись от покровительства Близнецов, ты не сможешь получить благословение. Мне продолжать?
— Ты хочешь сказать, что я не смогу водить кораблики?
— Князь, не отказывайтесь расторгать помолвку, — влезает женщина. — Барышка, которая любит рулить корабликами, будет пытаться рулить не только деревянным другом, но и мужем.
— Рикардо очень послушный, — киваю я. Зря, наверное, но удержаться невозможно.
Однако Милан в ответ только улыбается, от вспышки злости не остаётся и следа, во взгляде проступает этакое снисходительное величие, будто он убеждён, что крутить его штурвал мне силёнок не хватит, и он заранее разрешает пробовать сколько угодно раз.
Ну-ну.
Вот посажу нянчится с младенцем вместо няни — будет знать.
Эм?
Э-э?
Это как я так быстро до младенца додумалась?! Свят-свят! Рано мне о детях думать.
— Невеста передумала? — хмыкает женщина.
— Я действительно лишусь возможности управлять летающими кораблями? — переспрашиваю я.
— Да.
— Кто вы?
— Внешность моя понравилась?
— Задавать столь личный вопрос с моей стороны было бы слишком грубо. Кто вы, что способны расторгнуть помолвку, которую одобрили боги?
Хотя про внешность мне тоже интересно. Выглядит очень… экзотично. И я не могу сказать, что прям отталкивающе, хотя сама жить бы с такой внешностью точно не хотела.
— Какая ты скучная, — фыркает она. — Я жрицы Лейлы. Я почти также стара, как ваш Старый Дуб. Моя богиня покровительствовала красоте, юности и любви, поэтому мне нетрудно восстановить твои волосы.
Лейла… Я не знаю такой богини. Она из тех, кто предпочёл уйти? В прошлом богов было под сотню, если не больше. Нет, если бы Лейла Светлоокая ушла, то её жрица потеряла бы силу, но жрица сохранила дары своей богини. Однако Лейлу на островах не помнят и не почитают — загадка.
Женщина наверняка замечает немой вопрос в моих глазах.
Я напрягаю память.
В самом начале я прочитала немало храмовых книг, именно с них я начинала знакомство со своим новым миром. Старый пантеон мне был не особенно интересен, я не искала информацию специально, но и не пропускала, если она мне всё-таки попадалась. Лейла, богиня красоты…
— Старшая сестра Кионы? — озаряет меня.
Киона была богиней рек и погибла вместе с мужем, защищая землю от ринувшихся из Бездны полчищ.
— Верно, деточка. Ишь, помнишь. Вот он, — она невежливо указывает на Милана пальцем, — не помнил.
— Но я не помню, что произошло с вашей богиней.
— В день, когда Киона и Райз погибли, Лейла была там, но она не сражалась — это точно известно. Возможно, её схватили демоны, или она отравилась дыханием Бездны, или… За сотню лет я придумала десять сотен версий. Правда в том, что я не знаю, где Лейла. Всё, что я знаю, это то, что она ещё жива, а значит жива моя надежда. Садись, детка, будем восстанавливать твои волосы.
— Спасибо. Простите, я так и не знаю, как к вам обращаться.
— Обычно меня зовут старой каргой, — хмыкает жрица.
Она скрывается в недрах трюма и возвращается с длиннозубым костяным гребнем.
Белое, отдающее в желтизну, резное изделие выглядит устрашающе — его будет сделали из половинки настоящей челюсти хищного зверя. До сих пор красота у меня ассоциировалась с садовыми цветами и бантами, а не дикими волками и черепами.
Жрица достаёт флакон, свинчивает крышку, и по помещению тотчас распространяется болотная вонь гниющих трав. Запах такой, что глаза начинают слезиться. Милан, не выдержав, чихает, но, удивительное дело, наружу не бежит, остаётся рядом.
— Что это? — с опаской уточняю я.
— Что надо. Не вертись. Ох, Лейла Светлоокая, что же ты тут настригла, болезная? Криво-косо, какими-то клоками.
Я всё же поворачиваюсь.
Жрица капает жидкость из флакона на ладонь, и на её коже бурая жижа начинает светиться изумрудным сиянием. Я наблюдаю с нескрываемым любопытстовом — жрецы редко допускают праздных зрителей до своих таинств. Удовлетворённо крякнув, женщина опускает на ладонь гребень и жижа втягивается в зубцы будто лекарство в иглу шприца.
— Я после такой “красоты” не облысею с концами?
— Не вертись! — повторяет она и безболезненно хлопает меня по макушке плоской стороной гребня.